Жизнь между схватками - Елена Волк

Мой собственный крик так испугал меня саму, что снова вздремнуть не представлялось возможным. Перед глазами вставали картины из старого фильма ужасов, в котором стая крыс поедала человека. Отвязаться от этих мыслей я не могла. Казалось, что эта мерзкая тварь вскоре приведет за собой целые полчища своих сородичей, и они все вместе набросятся на меня и будут долго рвать на куски.

Я вскочила на ноги и стала ощупывать пристегнутую к трубе уже полностью онемевшую руку, пытаясь понять, нет ли у меня где-нибудь раны, не идет ли кровь. Голову не покидала мысль о том, что крысы могут почуять запах крови на большом расстоянии. Убедившись, что ран нет, я слегка успокоилась.

Неудивительно, что после нескольких часов, проведенных в ужасном подземелье, мои чувства к Маркусу превратились в ненависть.

– Нахрена мне нужен был этот долбаный «Макдональдс»! – все время думала я. – Кино это сраное, тусовки, гулянки! Сидела бы, работала спокойно и в ус не дула… А теперь вот не знаю, сколько мне еще торчать в этом дерьме, да еще и среди крыс…

Тонкая полоска света снова стала пробиваться под дверью, оставляя прозрачный след на стене. Наступило утро.

После мучительной бессонной ночи, полной ужасных мыслей, бурей проносившихся в голове, я решила снова подняться, чтоб немного размять затекшие конечности.

Встать удалось не сразу. Спину страшно ломило. Пришлось еще долго крутить головой в разные стороны, чтобы боль в шее стихла. Но больше всего меня напугало то, что пристегнутая рука совершенно ничего не чувствовала. Когда я наконец привстала, рука оказалась на одном уровне с телом, но в ней не осталось никаких ощущений. Это была чужая рука, не моя. Я в панике стала остервенело массировать ее, пытаясь заставить хоть что-то почувствовать.

– Господи, неужели я еще и руку потеряю? Только этого не хватало! – проносилось в голове.

Промучившись безрезультатно несколько минут, я, чувствуя одолевавшую меня панику, стала истерично бить по руке:

– Давай, сука! Просыпайся! Живи!

Я схватилась за пальцы и стала быстро сгибать и разгибать их. Крик вырывался из груди:

– Да что же это такое! Тварь! Давай! Шевелись!

Через некоторое время я наконец стала чувствовать в руке долгожданные покалывания.

– Господи, спасибо тебе! – в голос произнесла я.

Рука постепенно приходила в норму, я уже могла шевелить ею, хотя ощущения все еще были странные, чужие.

Садиться больше не хотелось: ночь принесла свои неприятные плоды. Но ужасно хотелось по малой нужде.

– Ну вот, Лен! Такая хрень! – разговаривала я сама с собой. – Теперь и поссать некуда.

Однако, терпеть было невозможно, нужно было придумывать способ сходить по-маленькому.

Ничего другого в голову не пришло, как свободной рукой расстегнуть пуговицу штанов. Стянув штаны с трусами и вытянув руку, я максимально сдвинулась в сторону, чтоб сделать свое мокрое дело чуть в сторону, а не под ноги.

Все получилось довольно успешно, у меня оставалось еще немного свободного места, чтобы не намокнуть. Штаны, правда, снова застегнуть не удалось.

– Ну и ладно, может, так лучше, не придется снова расстегивать, – подумала я.

Затем я еще немного размялась, поприседала и вскоре услышала из дальних коридоров шум открывающегося замка.

Это был Андрей.

В душе затеплилась надежда, что я вот-вот получу свободу. Но пришедший Андрей держал в руке стакан воды, накрытый куском черного хлеба. И я поняла, что свободы мне пока не видать.

Андрей посветил мне в лицо своим фонарем и снова захихикал:

– Да ты, я смотрю, Ленок, здесь сырость развела… Вот, посмотри, я тут тебе похавать принес. Здесь твой завтрак, обед и ужин.

– Наручники ослабь хотя бы, сил нет терпеть! – попросила я.

– Это можно, – согласился он и, повернув ключ, ослабил ненавистный браслет.

– Андрей, здесь крысы, я боюсь, выпусти меня! – взмолилась я.

Он заржал, как конь:

– Ну ты, Ленок, даешь! Не парься, никто тебя не съест!

После этих слов он направился на выход, и его раскатистый хохот продолжал доноситься из темных коридоров, пока он выходил. Затем замок вновь с грохотом защелкнулся.

– Ну и гнида же ты! – прошипела я.

Однако, голод взял свое, и я решила, что пора съесть хотя бы то, что мне принесли.

Никогда в жизни я бы не подумала, что обычный черный хлеб может оказаться таким вкусным! Я жадно поглощала его, наслаждаясь незабываемым ароматом, не оставляя ни единой крошки. Выпивая залпом воду из стакана, я также ощутила необыкновенное чувство облегчения. Казалось, что я вкушаю живительную влагу горного родника. Наверное, что-то подобное чувствовали и жители Питера во время блокады.

Весь второй день я просидела, с ужасом ожидая нового прихода ночной хищницы. И мои предчувствия меня не обманули. Действительно, ночью я снова услышала зловещий топот, правда, топот этот был не одиноким.

– Господи, неужели опять? – в тревоге произнесла я.

И вскоре из темноты дверных проемов появилась моя ненавистная гостья. Уже не одна.

Эта тварь действительно притащила с собой целую стаю мохнатых друзей. Они бегали по помещениям, нюхали воздух и мерзко пищали.

Не дожидаясь, пока они окружат меня, я набрала воздуха в легкие и изо всех сил заорала, как раненый зверь!

Мой крик, похоже, напугал этих отвратительных тварей, и они разбежались по коридорам.

Однако, я долго не могла сомкнуть глаз, в страхе, что они снова вернутся ко мне.

Просидев несколько часов без сна и вслушиваясь в каждый шорох, доносящийся из зловещей темноты, я все же не выдержала и задремала, держа в руке мое единственное оружие – стакан.

Сквозь дремоту я пальцами ноги почувствовала слабые покалывания, на которые поначалу не обратила внимания. Но как только покалывания превратились в укусы острых крысиных зубов, я мгновенно пришла в себя, снова заорала страшным воплем и швырнула в грызунов свой стакан. Он разбился вдребезги, в момент разогнав моих обидчиков, которых, надо сказать, собралась огромная свора.

Этот козел Андрей не выпускал меня из заточения в течение трех суток. За это время я уже несколько раз попрощалась с жизнью, наловчилась воевать с крысами и потеряла последние силы в этой борьбе. Рука висела плетью, утратив чувствительность. Отсутствие полноценного сна вытянуло из меня остатки энергии.

Мой тюремщик тащил меня из подвала, ухватив за плечо.

Оказавшись вновь в комнате нашего борделя, сидя на своей кровати и ощутив под собой родной матрац, который показался мне лебяжьей периной, я выслушала недолгое нравоучение Оксаны. Теперь мне было все равно, что она скажет, я кивала и угукала.