Мозг Эндрю - Эдгар Доктороу

Эндрю распродал мебель, расторг договор аренды и уехал из Нью-Йорка. Теперь это был город Брайони. На глазах у Эндрю она совершала пробежки по улицам и оглядывалась на него, прежде чем завернуть за угол. Найти работу не удавалось. В журнале «Вестник высшего образования» он прочел объявление о вакансии профессора-когнитивиста в ординатуре Университета Джорджа Мейсона^[31], но на собеседовании показал себя посредственно и сразу понял, что это напрасная затея. Тогда он перебрался в Вашингтон и начал подумывать об использовании модели муравейника для разработки курса по коллективному мозгу в сфере управления. Но, как оказалось, мог рассчитывать лишь на место подменяющего учителя предметов естественно-научного цикла в средней школе. Через месяц один из штатных учителей слег с инфарктом, и Эндрю стал вкалывать с полной нагрузкой, оставаясь на ставке подменяющего. Он обосновался в Вашингтоне, где снял квартирку-студию. Низведение себя от академических высот до уровня обычной средней школы вполне отвечало его ощущению, что жизнь — это дохлый номер.

Дохлый номер? Нельзя ли об этом поподробнее?

Здание школы, доложу я вам, оказалось просто развалюхой. Облупившаяся краска, сломанная мебель, неработающие туалеты, на классных досках трещины, как после землетрясения, шторы либо не опускались, либо не поднимались, повсюду воняло пылью и плесенью. Эндрю мгновенно завоевал популярность среди учеников: он сел за учительский стол, плавно завалился назад и исчез из виду, слишком поздно заметив, что у его стула только три ножки. Невзирая на общий гогот, к нему тут же подскочили ученики, помогли подняться, принесли нормальный стул, и Эндрю понял, что злого умысла с их стороны не было. Наоборот, из-за плачевного состояния школы ученики и учителя объединились в своего рода братство несгибаемых. Ребята декорировали дырки в стенках своими рисунками, создавали панно на исторические темы, репетировали мюзикл к окончанию учебного года, болели за свою баскетбольную команду. Все — и учителя, и ученики — называли друг друга по именам и обедали в одной и той же столовой, потому что в учительском буфете годами копилось пришедшее в негодность оборудование: проекторы, магнитофоны, телевизоры, канцелярские шкафы, парты, стулья и даже утратившее половину клавиш пианино. Эндрю получил учебную программу по биологии, достаточно простую, и когда дело дошло до препарирования лягушки и демонстрации разности потенциалов, ножка мертвой лягушки задергалась от касания металлического датчика, словно живая, и у Эндрю появилась возможность ненавязчиво изложить ученикам элементарные факты из области нейропсихологии. И чем дальше он отходил от поурочных планов, тем больше увлекались эти мальчишки и девчонки, среди которых уже появились неразлучные влюбленные парочки. В кабинете биологии один парень выскочил на подиум у доски, рупором приложил к губам кулак: «Дорсальный — это здесь, вентральный — вот тут, а у вас у всех просто мозгов…»

Но ты же не в школу направлялся с газетой и стаканчиком кофе, когда услышал голос, просивший тебя починить дверь?

Нет, к тому времени у меня уже был отдельный кабинет — переоборудованный чулан в подвале Белого дома.

Переоборудованный чулан в подвале Белого дома?

Именно так. Расставание с учениками далось мне тяжело. Они держали меня на плаву. Подбадривали. У них вызывал восторг лабиринт для белых мышей, который я смастерил своими руками. Чтобы показать, как мозг мыши познает мир. И конечно, «дилемма заключенного»^[32]. Стандартная задачка для введения в курс когнитивистики. От нее они просто балдели: задержаны двое воров, но улик для вынесения приговора недостаточно, и хитроумный следователь сообщает каждому в отдельности, что другой его оговорил и во всем признался. У каждого есть выбор. Либо в свой черед оговорить другого, либо помалкивать. Если оба предадут друг друга, то получат, скажем, по десять лет тюрьмы каждый. Если предаст один, ему дадут пять лет, а его подельнику двадцать. Если ни один не предаст другого, то оба выйдут на свободу. Какая же стратегия оптимальная для каждого вора? Он должен прикинуть, оговорит его подельник или нет и как ему поступить в каждом из этих случаев. Мы не по одному разу проигрывали ситуацию, по очереди выставляя в коридор добровольцев-преступников. Весь класс улюлюканьем поносил предателей, всячески над ними издевался. Когда оба добровольца решали не предавать, их награждали аплодисментами.

В этой простой школе ты, насколько я понимаю, был как рыба в воде.

Действительно, я привязался к этому заведению, с радостью учил детей, заряжался их кипучей энергией. Сам себе удивлялся. Вкалывал с восьми до трех часов. Ничто надо мной не довлело — никакие воспоминания.