Все есть - Мачей Малицкий

[Разбудил его телефон.]

— Гейпапарара, Мачек. Как доехал?

— Привет, Мачек, как мило, что ты звонишь. Доехал прекрасно. Спасибо за гостеприимство. У тебя чудесные приятели. И приятельницы. Очень мне понравились. Передавай всем привет. И благодарность. Да, коли уж позвонил, скажу сразу: возможно, это мой последний визит в институт, в такой роли наверняка последний. Я имею в виду встречи. Не спрашивай. Придет время, объясню.

— Ты меня удивляешь, Мачек. Но… просьба есть просьба — не спрашиваю. Догадываюсь, что причины серьезные. В любом случае, мы очень тебе признательны, что помог так интенсивно и разнообразно скоротать время.

— Да. Как прошел день после моего отъезда?

— Не успел отойти твой поезд, появилась КПМ. Сказала, что на время завязывает с дурью, — надо учиться. Вечером я пошел во «Фрак». Диван, знакомые. Сидим, вдруг у одной дамы зазвонил телефон. КПМ. Говорит, что едет в какой-то машине по какому-то городу и что жутко обдолбанная. Потом мы перешли в «Пиранью», и начался процесс постепенного увядания. Вообще-то, я только что проснулся. Ты помнишь, что́ Арек хотел купить в магазине канцтоваров?

— Помню: тетрадь в кружочек, чернила для первого класса и глобус Катовице. А помнишь, что он сказал про видок КПМ, когда она утром пришла на кухню?

— Помню. А про Китай?

— Конечно: затерявшаяся в горах деревенька, двенадцать миллионов жителей. Тарахтел как заводной. А корейская пишущая машинка? А стихи Антона, в особенности эти, о его любимой футбольной команде?

— Ты прав, тарахтел как заводной. Ну пока. Катись в жопу.

— Спасибо. Спасибо за звонок. Иди на хер.

[Подмигнул псу. Примерно год назад, в разговорах с ребятами из института, особенно по телефону, завели привычку так выражаться; традиция? игра? Не все ли равно, как сказать — да хоть горшком назови… Посылали друг друга с удовольствием, но следили, чтоб не переборщить. Игра неизменно их забавляла.

На принтере лежало сообщение. Из серии доносов.]

Хочу купить новый вентилятор, медный, полный улёт.

[Нет. Два сообщения.]

МОF-177. Самая пористая субстанция на свете. Поверхность одного грамма (клянусь) — четыре с половиной тысячи квадратных метров (семнадцать теннисных кортов). Разумеется, нужно измерить снаружи и внутри все горы, дыры и щели.

[Почувствовал голод. На дверце холодильника стояла бутылка молока, а на полочке лежал брусок масла. Проверил штамп и дату — четверг. Старушка. Янек принес. Достал из хлебницы одну буханку. Витек был прав. Совсем свежая. В первую минуту даже показалось, что теплая. Хорошие травки. Не показалось — хлеб действительно был теплый, масло на нем таяло как на гренке. Очень хорошие травки. Намазал несколько ломтей. Каждый второй кусок совал в пасть Псу. Тот стоял начеку.]

— Кофе, и идем на реку.

[Из калитки налево и медленно, очень медленно, на редкость медленно, пошли в сторону автодорожного моста. «Наслаждаемся данной минутой. Живем, сами о том не ведая, в земном раю. Рай — улица перед домом, луг, дерево, под которым сидим, попивая вино с друзьями. Чтобы в него вернуться, нужно научиться смотреть. Не слишком много знать, не слишком много стараться понять. Инстинктивно направлять глаз (и ухо) на то, что в данный момент требует быть запечатленным», — подумал. («Откуда взялась такая фраза?» — подумал чуть погодя.) Остановились на мосту — загляделись на воду. Внезапно другой пес завыл как поезд, а поезд, который как раз мчался по магистрали, завыл как пес. На реке встретили Соседа с Горки. Он собирал в большой полотняный мешок одуванчики.]

— Слыхали, пан Мачек?

— Что?

— Богатей раздает.

— Что раздает?

— Вроде всё. Я слышал про семнадцатый участок. Подарил городу землю, запасной путь, бараки и станцию. Мало того, построит там школу — альпинизм, парусный спорт — для офигительно богатых снобов со всего мира.

— Офигительно богатых снобов?

— Так говорит. Треть доходов от школы пойдет в казну города, две трети — в деревни. Такая вот история.

— Для чего вам одуванчики?

— Вино буду делать. Жена уехала. Забрала подзорную трубу.

— То-то я гляжу. Не звонит. Не смотрит. Куда?

— Это тоже Богатей. Устроил операцию. Она будет ходить. Ну, есть шанс.

— Где?

— Как где? Везде. По дому. По дороге. По пляжу…

— Операция.

— А, в Иоганнесбурге. Я мог с ней поехать. Да только… Что мне там делать? Языка не знаю, и вообще. Интересно, в Южно-Африканской республике растут одуванчики?

— Понятия не имею.

— Вот-вот. И я. Никакого понятия. А здесь все понятно. Куда идете?

— Куда глаза глядят и ноги несут.

— Прогулка?

— Да.

— Идите. Я еще посрываю.

[На пляже возле крутого поворота нашел титульный лист книги «Теория организации и управления» (Мартин Еловицкий, Витольд Кежун, Збигнев Леонский, Бронислав Остапчук; Государственное научное издательство, Варшава. 1979). Внизу с правой стороны виднелась синяя надпись: собственность Яна Чабана. «Теперь моя», — подумал и спрятал листок в задний карман шортов. На трансформаторной будке, за таможенниками, появилась новая надпись: ЧЕЛОВЕК ПИШЕТ ДЛЯ ЗАБАВЫ, А ХУЙ ЧИТАЕТ ДЛЯ ИНТЕРЕСУ — и подпись: БЛЯДИ ИЗ МЛЯДИ. Дальше, около розового дома, увидели мальчугана. Он прыгал в воду солдатиком, а с берега за ним наблюдали несколько человек: мать, отец и, кажется, девочка. Еще дальше, на тропке возле бывшего тополя, лежала птица с вырванным сердцем. Пока гуляли, все время слышали дятлов. Отовсюду неслась канонада. Видно, птицы обнаружили под ольховой корой что-то вкусненькое. Пес тоже слышал. То и дело останавливался, поднимал лапу и поглядывал вверх. Вот, собственно, и все. Ага, уже на обратном пути, далеко впереди, между деревьями замаячили три фигуры. Одна в чем-то синем, вторая — в красном, а третья была собака. На обочине перед калиткой сидел Янек.]

— Зачем пожаловал?

— Книзки.

— Зайдем.

[Вошли.]

— Мацек. Я весь на нервах. Был в городе. Засол в книзный. Хотел купить одну книгу, я ее у тебя цитал. Не было. Поговорил с продавсцицей. Она дазе не слысала. Стал спрасывать про другие. Тозе не слысала. Мы проверили по компьютеру. Этих книзек нет. Нету таких издательств.

— Нету.

— Как это?

— Эти книжки придумывает мой незрячий друг.

— Придумывает? Не писет?