В жару - Нина Строгая

Иван открыл глаза, очнувшись от, казалось, бесконечного и невероятного по силе и яркости оргазма. Лицо горело, по виску стекала капелька пота, из прокушенной в экстазе губы сочилась кровь. Он повернул голову в сторону распахнутого настежь окна, в которое еле слышно, с отдаления проникал шум оживленного центрального проспекта, довольно резкий запах моющей химии откуда-то, вероятно, от соседей, тополиный, в небольшом количестве пух и курлыканье то слетающих с, то присаживающихся на балконные перила трепыхающих, шелестящих крыльями сизых грязных голубей.

Чуть слышно тикали стоявшие на столике рядом с пустыми бокалами, недоеденной икрою и шампанским маленькие пузатые часы. В какой-то момент выключенный Николаем час назад телевизор снова ожил, на этот раз в беззвучном режиме. Передавали новости.

– Как спина? – спросил Николай, отложив пульт, и передал Ивану сигарету.

– Норм… кх-кх, – у Ивана на секунду перехватило дыхание, – нормально, кажется…

– Хорошо тебя развинтило, принцесса.

– Не то слово, – улыбнулся Иван, глядя на приподнявшегося над ним на локте Николая.

– Еще бы, так себя подогрел!

– Я за всю жизнь столько не сказал.

– Да ну? Всегда был болтушкой.

– Я имею в виду женщинам, про чувства свои… про любовь. Бля-я-я, слышать себя не могу, – усмехнулся Иван и затушил сигарету в пепельнице, которую минутой раньше в небольшом промежутке между ними установил Николай.

– Наверное, они тебе часто и много говорили о своих. Вот ты от них и заразился, понабрался театральщины. Теперь также пафосно, с заламываньем рук треплешься. Про черную дыру – это ты круто, а мэйк ми край – ва-аще жесть! – засмеялся Николай.

– Ну хватит… пожалуйста…

– И когда же ты идейно вдохновился, а? – шутливо спросил Николай.

– Сразу – как только увидел тебя… ну, когда вы с мамой к нам в школу заехали. Я подумал тогда, что ты… ты как будто с другой планеты откуда-то. Совершенно какой-то… ну… гражданин иностранный. Ну, просто был ты какой-то совершенно incredible и unbelievable, – тихо засмеялся Иван.

– Только придумал, да? Сам-то себе веришь?.. Ты тогда со своей атаманшей под руку, с сигаретой в зубах – спортсмен хуев – с таким подозрением на меня зыркнул, – улыбался Николай. – Вообще, по всем правилам, ты ревновать должен был – маму свою ко мне.

– Это я маскировался… Нет, честно, я с первого взгляда влюбился. Видишь, какой я неправильный, – смущенно и одновременно довольно улыбнулся Иван.

– Да не неправильный ты, – пристально глядя Ивану в глаза, сказал Николай, – Ты просто… какой же ты все-таки…

– Поросенок? Дрянь? – перебил его Иван и вынул из лежащей рядом с пепельницей пачки «Парламента» сигарету.

– Я бы сказал тебе, да грубо прозвучит очень.

– Скажи, как есть.

– Ладно, потом.

– А про школу я шучу, конечно. Думаю, это случилось, когда я в больнице лежал, – продолжал Иван. – Знаешь, странно… помнишь ведь, и Ксю, и одноклассники мои, учителя даже довольно часто меня навещали, развлечь пытались всячески, но иногда мне от этих визитов только хуже становилось – не знал, куда деваться от девчоночьей этой приторной заботы: и прогнать невежливо, и ни спрятаться, ни скрыться невозможно. А ты… ты по-настоящему меня оттягивал, и никакой психолог с тестами своими дурацкими не мог с тобой сравниться… и… и не стеснялся я тебя совсем, понимаешь, и потом, ты приходил всегда такой жизнерадостный, заряженный весь и… теплый…

– Заряженный? Теплый? Ах-ха-ха, – снова рассмеялся Николай.

– Ну, не смейся, не смейся, пожалуйста, – взмолился Иван.

На мгновение оба задумались, а затем Иван закурил и спросил: