Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер

Я проследил взглядом, как он тащит Денниса по коридору, и снова включил микрофон.

— Эй, ребятки, вы уж извините за пустой эфир, у нас тут небольшая техническая проблема в одной из бесчисленных компьютеризированных студий KRUF. Похоже, какая-то голая беременная монахиня, осыпанная ангельской пыльцой, нажала в машинном зале что-то не то, и вот наша команда LAPD SWAT гонится за ней по пятам, потрясая мачете и роняя пену с клыков. Только что произошел обмен очередями из огнестрельного оружия, но слава Богу, никто не пострадал. Что касается Денниса Контрелла, похоже, мое представление его было несколько преждевременным. Могу поклясться, я чувствовал, как он трется о меня прямо здесь, в моей пещероподобной, освещенной свечами, стилизованной мною под «Плейбой» студии широкого вещания. А оказалось, это всего лишь пускала слюни монголоидная любовница председателя совета директоров нашей компании-учредителя. Чувствую, можно сказать, что сегодня ночью дела тут у нас смешались в жутком хаосе. Но я попробую все выправить. А пока — истинная классика: группа «Vectors», композиция Контрелла «Ринкон».

Началась она звуком ломающегося серфа, уступившего место пульсирующей, сверкающей перкуссии; мечтательные голоса «Vectors» напоминали пляжных мальчиков из Уоттса.

Песня строилась из нескольких серий крещендо, каждая строфа добавляла звуку новый пласт, как накатывает великолепная волна. И в последней наступало избавление, они словно переходили грань звукового оргазма, обрушившись потоком чистейшего блаженства. Именно тут Деннис и шагнул обратно в мою каморку. Если до этого пот образовывал на его лице тонкую пленку, то сейчас он словно прилип к коже, вязкий, как сироп «Каро».[203]

Деннис часто дышал; выглядел так, будто у него вот-вот случится сердечный приступ. Он рухнул на свой стул, все еще наслаждаясь «приходом», хотя, пожалуй, «наслаждаясь» — не совсем подходящее слово. Похоже было, что говорить он вообще не в состоянии. Песня затихала. Мы встретились взглядами, и он явно просек мои мрачные предчувствия. А потом я увидел самое потрясающее выступление «шоу-должно-продолжаться», по крайней мере, с тех пор, как Бетт Мидлер[204]собрала все силы, спела три скрипучие псевдо-роковые песни, и упала мертвой, почти допев «The Rose».[205]

— Пять секунд, мистер Контрелл.

Все равно дольше это не продлилось бы. Точно в момент окончания песни он заговорил в микрофон, полностью держа себя в руках, если не считать того, что он весь истекал потом.

— Привет, Скотт, — он говорил живо, полным здоровья голосом. — Такое удовольствие — завалиться сюда, к тебе, вот так запросто. Я ведь уже давно твой горячий поклонник.

Я нажал кнопку «запись» на пульте, внося тем самым свой вклад в историю рока.

— Ты льстишь мне, Деннис. Ну, я-то, конечно, был твоим поклонником еще до того, как родился. Как известно большинству моих слушателей, мне всего лишь шестнадцать, и я ужасно похож на Мэтта Диллона.

— Я бы сказал, скорее, на Ричарда Гира.

— Да-да, у меня его рот. Давно хочу вернуть ему, да все как-то забываю, — мы оба рассмеялись, Деннис — чуть сбивчиво, но в целом искренне и тепло. Большой Уилли остался за дверью — приводил в порядок содержимое кожаного футляра для маникюрных инструментов.

— Деннис, а ведь «Люби меня этой ночью» была для тебя настоящим прорывом, да?

— Именно так, Скотт. До этого я писал почти один хлам.

— Ну, за исключением «Ангела с хайвея»…

— Нет, эта песня — тоже дерьмо, Скотт. Вернее, не сама песня, а конкретно это ее исполнение. «Beehives» — это же было просто пустое место. Три шлюшки, засаленные дешевки в чирьях, откуда-то из Ла Хабра или вроде того. Они даже петь не умели. Об этом мало кому известно, но большую часть вокала при записи я сделал сам; Бог дал мне фальцет, вот я и изображал девчачий голос. В отдельных местах я все же пустил основную вокалистку, даже не помню уже, как ее звали. Омерзительная девица. Сука сукой. Когда-нибудь я снова запишу эту песню, и уж на сей раз сделаю все как надо.

Он произнес все это таким очаровательным тоном, что поначалу было трудно осознать, что же именно он сказал. Я надеялся, что ни одна из бывших «Beehives» сейчас не слушает нас, торча на посту надзирательницы женской тюрьмы или куда там занесла каждую из них судьба.

— Я так понимаю, ты недавно вернулся к работе?

— Да, вернулся. Но на самом деле, вопреки слухам и порочащим легендам, я никогда и не оставлял ее. Однако во мне появилось что-то от перфекциониста, — и снова тот же искренний смех веселого хозяина студии. — Над последней композицией я работал пятнадцать лет.

— Вот это должна быть запись!

— Так и есть. Скажу тебе честно, это самое лучшее из всего, что я написал за свою жизнь.

Я почувствовал, что пора сменить тему:

— Музыкальные сессии, на которых создавалась «Люби меня этой ночью» легендарны…

— Да, Скотт, да! Их по праву так называют. Все приходит одной мощной волной. Мы пришли на студию вообще без ничего. У нас был только ящик пива «Burch Bavarian» и две пачки каких-то булочек, насколько я помню, — дружеский смех. — Спустя шесть дней мы выдали все, что когда-либо исполняли «Stingrays». Это получилось сразу, само собой, все их песни до единой. Мы не смогли повторить это. Пытались, но ничего не получилось. Пришло — и ушло.

Он вперился взглядом в черную дыру.

— Но, конечно, на самом деле не ушло совсем, — сказал я. — Ведь вы зафиксировали все это на виниле.

— Верно, верно, — он тоскливо заулыбался. Я почувствовал жалость и сострадание к нему.

— И были ведь еще более великие триумфы. Вот «Vectors», одна из самых плодотворных серф-групп шестидесятых.

— Да, я сделал их тем, чем они были, — он сказал это без всякой иронии.

— И, разумеется, настоящая вершина творчества Контрелла — Луиза Райт и композиция «Прилив волны огня».

— Да, — бодро сказал он, — эта запись уничтожила меня. Когда я выбрался из этого, я был не более, чем обугленным хрящиком.

— Я так понимаю, что эти сессии и сами по себе были чем-то совершенно невероятным.

— Конечно, Скотт, и еще как! По-моему, я тогда потратил три дня, пытаясь улететь в Хор Лагеря Мормонов…

Я засмеялся. Он — нет.

— А вокруг были люди, они бегали туда-сюда, вкалывали посменно, и большинство — лучшие музыканты города.

— Да, я чувствовал себя как Адольф Гитлер в бункере, пытавшийся оттуда организовать оборону Берлина. Ну, нетрудно, думаю, вспомнить, чем это для него закончилось, — добродушный смех. — Кругом гремели взрывы… в головах людей. Кровь на стенах… набрызганная из шприцев. Кровь, льющаяся по мускулистым рукам гитариста. Ударник зациклился на своем члене…