Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

Катя почти не изменилась. Она стала еще мягче, женственней, где-то успела загореть, и платье на ней было очередное из серии замереть и открыть рот.

– Ну, как ты? – спросил Петя.

– Я живу.

– А как ты живешь?

– Да, в общем, неплохо. В моей жизни мало что изменилось. Ты только исчез.

– Я не исчезал. Это ты исчезла.

Катя долго молчала.

– Ну а ты как?

– У меня девушка. Балерина.

– Я знаю. Любишь ее?

– Очень.

– А я тебя, Петя, люблю. Как-то вдруг раз и поняла.

У Пети вдруг мелькнула подлая мысль: «Грузия-фильм», премьера, грузины, которые выпивали за соседними столиками и смотрели на Катю во все глаза. Может, она его специально пригласила, чтобы показать, что не одна? Может, кто-то из них ее знает и знаком с этим ее парнем из Тбилиси? Вера рассказывала, что он связан то ли с театром, то ли с кино.

– Ну что ты глаза отводишь? – спросила Катя.

– А почему ты год молчала? Почему только сейчас позвонила?

– Ну знаешь, на все нужно свое время. Я же не просто так живу, плыву по течению. Я пытаюсь разобраться. С собой разобраться. И поняла.

– Что поняла?

– Что мы не случайно встретились, Петя.

Еще пять минут назад все было так понятно, так просто. Светило солнце, лето наступало. А сейчас он словно под волну глубокую поднырнул. Уши заложило, и не вздохнуть. Несет куда-то, переворачивает.

– Но ты же опять уедешь?

* * *

Лето, лето. Опять лето. Троллейбус почти опустел, через две остановки конечная, Политехнический. Только почему-то суета за окном, у метро люди в черных костюмах раздают прокламации. Не сон ли это? Люди странные, при галстуках, одеты с иголочки. Вытаскивают листы из своих пачек и протягивают прохожим, налево-направо. Да, еще важная деталь: они китайцы.

Хорошо, до этого тут был Китай-город, сейчас площадь Ногина. Но почему китайцы? И почему листовки? И почему люди в черном?

Вокруг растерянно кружил постовой. Двигался медленно, словно зачарованный. Граждане листовки брали и читали. Некоторые отдавали их назад. Но таких было мало.

Пока Петя думал, выйти или нет, двери закрылись, и он поехал дальше. На работе ему сразу же объяснили, что к чему.

* * *

Все оказалось просто. Это были китайские дипломаты.

C Китаем давно зрел конфликт, копились взаимные обиды, китайцы обвиняли нас в ревизионизме, в трусости и пресмыкательстве перед «Бумажным тигром» – США, на их взгляд, из-за Кубы обязательно нужно было воевать и бросать друг на друга атомные бомбы. А мы понимали, что у них своя корысть – им нужны наши технологии, наши ракеты, и вообще, чем богаты – будьте добры… Страны братские, коммунизм строим, дайте. А вместе с корыстью росла у китайцев большая фига в кармане.

Еще было важное обстоятельство – Мао смотрел на вынесенного из Мавзолея Сталина, и ему это совсем не нравилось, такой взгляд в будущее его не устраивал.

В начале лета руководство двух стран наконец договорилось о встрече. Предстояло решить все полюбовно, но Мао в Москву ехать не захотел, Хрущев в Пекин тоже, достаточно ему было прошлого раза, когда Великий кормчий назначал ему встречи в бассейне и учил его плавать, а с окон спальни в первую же ночь исчезли противомоскитные сетки.

В Москву должен был приехать Дэн Сяопин, но накануне Мао вдруг опубликовал в печати письмо, где обвинял СССР в капитуляции перед империализмом, борьбе за мир и других смертных грехах.

Китайским дипломатам было дано строгое задание отпечатать это письмо и раздавать в Москве всем встречным-поперечным. Чем они и занялись.

Дело было для дипломатов непривычное, но в Китае уже четыре года почти все занимались непривычным делом: строили домашние доменные печи и переплавляли сковородки на чугун, чтобы враз догнать Америку. Называлось это «большой скачок».

* * *

Через несколько дней дипломатов выслали, тогда китайцы решили действовать через проводников. В поездах Москва – Пекин они разносили вместо чая все те же листовки, а заодно и щедро швыряли их в окна по пути следования, благо поезд шел через всю страну.

Наконец, в начале июля, во всех советских газетах было опубликовано обращение, где разъяснялись все китайские ошибки и перегибы.

Но рано или поздно все должно было устаканиться. Некоторые говорили, что это произойдет, когда не будет Мао. Некоторые – когда Хрущева.

* * *

Вдруг стало очень много текучки. Петя чувствовал, составляя «объективки» и читая данные соседнего отдела, как стремительно теряет очки Хрущев.

Он с удивлением узнавал о волнениях и забастовках в Кривом Роге, Муроме и Краснодаре, уличных демонстрациях в Донецке и Ярославле. Даже в Москве, на автомобильном заводе «Москвич», была стычка рабочих с администрацией.

Хотя еще недавно Кира переводил ему статью из «Нью-Йорк Таймс», где отмечалось, что «жизнь в Москве, несмотря на неурожай, стала лучше, в магазинах появилось больше товаров и дышится легче, особенно интеллигенции».

По мнению Киры, власть потеряла свою таинственность и сакральность, у нас появился правитель, который позволяет над собой смеяться. И сам смеется.

При Хрущеве живется как в цирке – один кривляется, остальные хохочут.