По ту сторону синей границы - Дорит Линке

– Э-э-э… – промычала я. Сакси ковырял ботинком в дырке в линолеуме.

– Заходите, заходите! И прикройте дверь.

Втроем в каморке было не повернуться.

– Как в лифте в доме Штази! – некстати вспомнил Сакси.

– Так что? – спросила фрау Крёгер чуточку раздраженно. Я собралась с духом.

– Мы… в общем, мы были у Андреаса. В этом специнтернате.

– Только внутрь не попали, – подхватил Сакси. – Нас не пустили. Один такой, вроде индейца, встал у ворот и не пустил. Мы походили вокруг – там на окнах решетки! Музыку слушать не разрешают. И повидаться тоже не пускают.

Фрау Крёгер сложила руки на груди и внимательно на нас посмотрела.

– Мы за него волнуемся, – сказала я.

– Я понимаю.

– Можно что-нибудь сделать?

Фрау Крёгер покачала головой.

– Вы же учительница! Вы сможете его оттуда вытащить!

Она горько усмехнулась. Потом голос стал жестким.

– Нет! Как вы это себе представляете?

Мы стояли перед ней и молчали. Вдруг она вся как-то потускнела, и вид у нее сделался усталый.

– Пожалуйста, идите…

Мы не двинулись с места. Фрау Крёгер резко протиснулась между нами и открыла дверь. Секунда – и мы снова стояли в коридоре.

– Просто в голове не укладывается, – сказала я. – Что это с ней? Она ведь обычно не такая.

Сакси присел на корточки и стал перевязывать шнурки.

– Я ожидал от нее большего… С кем еще можно поговорить?

– Не знаю.

В коридоре двое первоклассников пытались повязать друг другу синие пионерские галстуки^[33].

– Нет, ты только посмотри на этих сопляков, – сказал Сакси тоном умудренного старца и широкими шагами направился к ним. – Ну что, руки-крюки? Может, вам помочь?

Те отвернулись.

Сакси взял у одного из мальчишек галстук, я распустила неуклюжий узел у второго.

– Прямо контрреволюционный какой-то узел у тебя получился.

Светловолосый первоклашка вскинул на меня испуганный взгляд.

– Смотри, делаешь вот так, так и так. Совсем просто!

Перевязав галстук, я одернула ему пионерскую форму.

– А рубашку пора постирать, воротник совсем уже засаленный. Скажи маме.

– Спасибо, – робко ответил он.

– Вы не переживайте! – бодро сказал Сакси. – Будет еще возможность поупражняться: на Первое мая и Восьмое марта, седьмого октября в День Республики, тринадцатого декабря в День пионерии, ну и так далее.

– И двенадцатого января! Будьте готовы! – воскликнула я.

Оба клопа вскинули руки в салюте.

– Всегда готовы!

Я расхохоталась.

– А двенадцатое января – это что? – удивленно спросил Сакси.

– День рождения Джека Лондона. Он в 1876 году родился.

– А-а! Тогда и семнадцатое марта можно праздновать. Папа всегда в этот день бутылку шнапcа выпивает.

– А это что за праздник?

– Всемирный день моря.

– День моря! – хихикнул один из малышей.

Вдруг Сакси скомандовал:

– А ну-ка быстренько, раз-два, бегом собирать макулатуру и металлолом!

Он взмахнул руками, и первоклашки, словно воробьи, снялись с места и упорхнули к лестнице.

В этот момент из подсобки вышла фрау Крёгер и удивленно посмотрела им вслед. А потом прошла мимо нас – и даже не взглянула.

* * *

Резкая боль в бедре, дыхание перехватывает. Останавливаюсь, переворачиваюсь на спину, обхватываю руками колено, подтягиваю ногу к животу и задерживаю дыхание. От малейшего движения боль усиливается.

Волны поворачивают меня на бок, плещут о голову. Надо вернуться в прежнее положение.

Вокруг вода, ничего, кроме воды, – видеть ее больше не могу!

Андреас рядом со мной, он спокоен, ничего не говорит. По моим движениям он понимает, что происходит. На берегу я объясняла ему, что надо делать, чтобы избавиться от судороги.

Губы обветрились и горят, рот болит, десны натерло трубкой. Чуть на них попадает соленая вода – больно зверски!

Вытягиваю ногу, снова обхватываю колено; боль постепенно отступает. Из-за натертых десен я дышу без трубки, постоянно поворачивая голову направо. Из-за этого вскоре начинает ломить затылок, но дышать с левой стороны я не умею.

Хотя сейчас это было бы очень кстати – слева вода спокойнее. При вдохе она меньше попадала бы в рот, и я бы меньше кашляла.

Вытягиваю шею, пытаюсь расслабить ее хоть на секунду.

Андреас снимает очки.

– Я только что пописал, и было вовсе не противно. Даже приятно, тепло так.

Совсем недавно я сделала то же самое, больше не могла сдерживаться. Странное ощущение – «делать в штаны», будто ты младенец. Холодное тело ощущает мочу как горячую струю.

– Надеюсь, мы не заснем, как утверждал твой дед.

Качаю головой.

– Шнур не даст.

Андреас глядит на шнур на своем левом запястье, вид у него скептический.

– Все, плывем дальше. Если не двигаться – можем переохладиться.

– Я уж давно переохладился, – замечает Андреас тихо.

Я тоже. Но это все равно, надо плыть дальше, чтобы мышцы оставались теплыми.

Я уже готова плыть, и тут Андреас говорит:

– Свет, видишь?

Оглядываюсь по сторонам.

– Где?

– Там, на горизонте!

И правда, на севере какой-то свет, он ритмично мигает.

– Что это?

Это никак не прожектор, мы уже слишком далеко от берега.

– Может, маяк?

Тоже вряд ли. До земли мы еще не добрались, это было бы слишком быстро.

А если это все-таки земля, то не та.

– Лодка. Наверняка лодка.

Точно, это нос лодки! Она приближается, становится все больше. Я пристально вглядываюсь, ожидая характерных звуков – секунду, две… Нет, ничего не слышно.

Стягиваю очки. От резкого ветра глаза тут же начинают слезиться. Лодка не двигается, но продолжает мигать.

– Вот же чёрт, Ханна! – Андреас хлопает меня по плечу. – Это ж буй!