Замужем за Буддой - Вэй Хой

Нью-Йорк. Весна.

Апрель. В Нью-Йорке весна. Наконец-то настала счастливая пора. Несколько весенних гроз, похоже, разбудили почки на деревьях. Холодов больше не будет.

Мои мечты сбылись. Я переехала из своей квартиры на Уоттс-стрит к Мудзу в Вест-Сайд.

Тамошние швейцары стали меня узнавать — молодую женщину, вечно одетую в шелковые платья. Они потихоньку привыкли к тому, что я здесь живу, стали доброжелательнее. С одним из них по имени Сыег мы даже подружились. Он оказался поэтом, а чтобы заработать на жизнь, по ночам стоял у дверей. Он дал мне толстенный, отпечатанный на ксероксе том своих стихов. А я подарила ему мою книгу с автографом. Когда он был помоложе, то выступал в бродвейских спектаклях в дублирующем составе. Он все еще был красив и галантен. Когда он открывал передо мной дверь и учтиво здоровался, мне казалось, что я на сцене.

Служившие в этом доме швейцары были просто ходячими справочниками. У них были ответы на любые вопросы: где изготовить запасной ключ, у какого нотариуса заверить документы.

Переезд к Мудзу дал мне иллюзию супружеской жизни. Моя одежда висела в его шкафу, мое белье лежало в ящике комода рядом с его вещами, мой ноутбук стоял на его письменном столе, гигиенические прокладки были засунуты в шкафчик в ванной комнате, а столь любимые мною консервированные китайские фрукты прочно обосновались у него в холодильнике. Усики от моих антенн постепенно проникали в трехмерное пространство, в котором обитал Мудзу.

Мудзу прокомментировал это событие так, как я и предполагала: «Это совсем неплохо! По крайней мере, мне не придется больше тосковать о тебе». И он перестал звонить мне по три раза на дню, как делал раньше.

По вечерам, после его возвращения с работы, мы заказывали еду из ресторанчика «Китайское удовольствие» и смотрели по телевизору матчи НБА с участием его любимой команды «Нью-Джерси Нетс». А потом вместе нежились в ванне, заботливо терли друг другу спины и кусачками обстригали ногти на ногах. Иногда вдруг вспоминали о необходимости принимать витамины, брали каждый по таблетке и запивали из одного стакана. И, конечно, едва открыв глаза по утрам, целовались, как парочка воркующих голубей в лучах утреннего солнца.

Это была жизнь вдвоем, о которой я грезила.

А потом наступил день рождения Мудзу.

В отличие от меня, Мудзу радовался любому празднику, в том числе и дням рождения. Как-то он полушутя-полусерьезно заметил, что начал готовиться к своему столетнему юбилею, как только ему исполнилось двадцать лет. По его плану, на торжестве должны были присутствовать все его бывшие любовницы (ну, разумеется, если доживут). И съемки девяностовосьмилетия отца Хулио лишь укрепили Мудзу в его намерениях, словно чужое торжество было генеральной репетицией его собственного.

Однако нынешний год выдался не очень удачным для Мудзу. У многих его друзей были неприятности. Ричард внезапно заболел — наверное, объелся мороженого. Хулио собирался непременно прийти на торжественный ужин по случаю дня рождения Мудзу. Но совершенно неожиданно выяснилось, что Служба иммиграции и натурализации занесла его имя в «черный список», и он счел благоразумным не приезжать в США. В довершение всего редактору Керри, которая долгие годы сотрудничала и дружила с Мудзу, пришлось срочно вылететь в Сидней, чтобы ухаживать за больной матерью.

Поэтому мы решили устроить скромное торжество вдвоем.

Полакомившись устрицами и бараниной в одном из дорогих французских ресторанов, мы вернулись домой. Включили стереосистему и поставили диск с индийской музыкой. По всей квартире зажгли красные свечи, приняли ароматическую ванну. Мудзу надел пижаму, а я — подаренную Сиэр ночную рубашку.

Он нежно помог мне расчесать еще мокрые от банной пены волосы. И они, и кожа пропитались удивительным, непривычным ароматом духов, которые Мудзу привез с острова Бали. Их запах необычайно напоминал знаменитую серую амбру. По старинной легенде в нее превращалась раскаленная слюна летевшего над океаном дракона, капавшая из его пасти в воду. Едва аромат этого таинственного вещества окутывал кожу, сердце начинало трепетать от неизъяснимого волнения.

Мудзу отвел меня в спальню, открыл небольшую, запертую на ключ шкатулку, достал оттуда несколько странных предметов и протянул мне. Это было бледно-зеленое нефритовое яйцо с прикрепленной к верхушке шелковой нитью, серебристый шарик величиной с крупную жемчужину с несколькими более мелкими жемчужинками внутри, которые плавно перекатывались в такт слабому дрожанию ладони. Мудзу назвал их «потомством колокола». Еще у него на ладони лежали маленькие кусочки благовоний, красная шелковая лента и непонятная, пугающе-безобразная штука, по форме напоминающая пенис, судя по внешнему виду сделанная из клубня какого-то растения. По словам Мудзу, погруженная в жидкость, она разбухала и в несколько раз увеличивалась.

Спокойная улыбка Мудзу подействовала на меня ободряюще. Я не испытывала страха. Только любопытство.

Почти все предметы он положил обратно в шкатулку, оставив лишь яйцо и красную шелковую ленту. Мудзу сказал, что с помощью нефритового яйца японские женщины тренировали мышцы влагалища и что во время оргазма яйцо вылетало оттуда, как камень из катапульты. Я не могла сдержать смех. Похоже, такая реакция несколько озадачила Мудзу.

— Благодаря этому яйцу можно достичь необычайного по силе ощущений оргазма, — сказал он. — Но если тебе неловко, необязательно пробовать.

Конечно, я не могла устоять. С тех пор как мы впервые занимались любовью, Мудзу обрел удивительную власть над моим телом и, что важнее, завоевал мое безграничное доверие, какого я не испытывала ни к одному мужчине.