Жил-был стул и другие истории о любви и людях - Е. Е.

– Нет.

Спасибо вам, доктор, говорю про себя. А то я уже еле сдерживаю слезы. Если он задаст ещё хоть один вопрос – не смогу ответить. Ком в горле.

– Следите за моим пальцем, – говорит. Я – с радостью. Лишь бы молча… Вправо… влево… к носу…

– Понятно.

– А молоточек? – говорю я.

– Что молоточек?

– Молоточком по коленке?

– И так всё ясно, – он откидывается на стуле, вновь смотрит мне в глаза, вновь пронзает.

– Вам надо госпитализироваться.

Дожил. Я – псих… Куда дальше? Тут же понимаю, что соглашусь. Что больше не могу. Хочу расслабиться, забыться. Стать маленьким. Не хочу больше ничего решать, ни за кого думать. И ни о ком. Хочу, чтобы думали обо мне… Хочу спокойно поплакать… Хочу, наконец, спать и видеть тихие сны… Хочу жить. И лучше, в самом деле, как-то по другому.

– Я согласен. Когда?

– Сегодня. Сейчас.

– У меня даже нет вещей с собой.

– Зубную щетку, пасту, одноразовую бритву купите внизу, в киоске. Больше вам ничего не нужно.

– Хорошо. А скажите…

– В карте будет значиться вегето-сосудистая дистония. Никто ничего не узнает.

– Спасибо.

Не через пять минут и даже не через десять – обычная бюрократия с оформлением и звонками на работу – я оказываюсь в палате. У меня фланелевая, чудесно-больничного фиолетового цвета пижама. Только ещё вот не крахмальная. Настоящая люксовая палата… Минуту стою у окна.

Пока ещё я – это я. Каким бы слабым, жестоким, беспомощным, эгоистичным я бы ни был. Я – это я. Сам думаю. Сам решаю. Сам выбираю. Сам делаю. Сам плачУ…

Зима, и красное солнце уже садится. Я смотрю на него и понимаю: какие это всё пустяки – моя жизнь, мои слезы, радости и боль… Я бы всё это легко отдал за… не пойму за что? За близких? За их радость, счастье и спокойствие? За свой ненаписанный роман? За то, чтобы с солнцем ничего не случилось?.. За что?! За то, чтобы ничего не закончилось? А что это – ничего? О чём я?.. Включаю телевизор. Ложусь. Лицом к стене… Устал…

Заходит медсестра. Укол в вену. Даже не интересно – что это?.. С этой минуты кто то другой будет обо мне думать, заботиться, решать. Но я не успеваю осознать этого в полной мере. Сон накрывает меня. Тяжелый, как ноябрьский день…

Следующую неделю я преимущественно сплю. Я и вообще проспал бы её всю, но меня часто будят – на завтрак, обед и ужин. На сдачу крови и сдачу мочи. На исследование глазного дна. Томограмму мозга. Массаж шейного отдела позвоночника. Общий массаж. Грязевые ванны. Кардиограмму сердца. Ещё для чего-то. Ах, да! – на УЗИ печени. Ещё бы без него?! Кроме того, меня будят чтобы измерить давление, пульс и спросить – как моё самочувствие и настроение. Это делают трижды в день – терапевт, невропатолог и дежурный по отделению врач. Ну ещё бы – я тут VIPклиент. А вот дяденька-психотерапевт не заходит.

На десятый день утром выхожу пройтись. Воздух ещё морозный. Но солнце палит. Снега почти не осталось. Зато асфальт весь мокрый и черный. Что ж, в этом южном городе весна приходит рано… С удовольствием пью кофе, выкуриваю сигарету. Никаких мыслей. Я тут, среди людей. Но я не с ними. Наконец, не с ними. Как хорошо…

Ещё через четыре дня захожу к Михаилу Петровичу. Снова молчим.

– Как дела? – наконец спрашивает он.

– Отлично.

– Хотите выписаться?

– Да. Я очень хорошо себя чувствую.

Мне в самом деле хочется туда… туда, где можно идти по улице, щурится от солнца и его лучей в остатках снега и лужах, где можно курить, пить кофе, снова писать… где меня, хочется верить, ещё что-то ждет.

– Я против. Это обманчивое ощущение. Таблетки. Ваша психика в крайне расстроенном состоянии. Сейчас вам хорошо, но любой стресс… сложная личная ситуация, проблема… В общем, вы ещё не готовы. Хотя бы две недели.

– Доктор… пожалуйста, а?!

Он снова долго молчит.

– Хорошо. С завтрашнего дня. Пить всё, что я вам пропишу. Раз в месяц ко мне на прием, в удобное время… И никакого алкоголя месяца три. Лучше шесть.

– Не сочетается с лекарством?

– Сочетается. Просто помните – алкоголизм лечится, пьянство – нет.

– Довлатов.

– Сразу видно писателя.

– Я не писатель.

– Ну, драматург. Я вспомнил. Я видел ваш спектакль. Вас приглашали на сцену как автора. Уже сейчас нашел ваши рассказы в интернете.

– И что, – откашливаюсь, – понравились?

Долго молчит. Первый раз за всё время нашего общения отводит глаза. Смотрит в окно.

– Не моя тема. Но задело. У вас получается.

– Я зарабатываю на хлеб другим.

– Знаю. Но всё же… вы – писатель. Хороший. И мне жаль вас.

Мне и самому себя жаль. И понимаю, что не готов. Что рано. Но сколько можно тут?!

– Доктор, спасибо вам. Много сделали для меня. А дальше я попробую сам… А то ведь ко всему этому можно и привыкнуть?! И уже не вернуться туда.

– Да. Вы правы. Можно. Удач и вам. Через месяц я вас жду.

После сумерка больничных коридоров, улица ослепляет. После их тесноты кажется нереально просторной. Всё это почти пугает. Но и радует… В квартире сидеть не хочется. Привожу себя в порядок – душ, бритье, туалетная вода, костюм… хочу пройтись. Внутри спокойно – я ничего никому не должен. Вернее, обо всём этом можно ещё пару-тройку дней не думать. Захожу в любимый ресторан. Пиво. Чудесный вкус. Что там говорил доктор? Воздержаться от алкоголя? Забавно… Как это у меня получится?! Доктор, доктор… знали бы вы только…

Шампанское с амаретто

Это было ужасно давно. То ли был Союз, то ли уже не было? Скорее, всё же не было… таможня же уже была?! Да, точно. Не было Союза – деньги вез контрабандой, наличные. Хотя был Союз – не было, прямого отношения к делу не имеет… Просто пытаюсь вспомнить, сколько времени прошло… Так вот, стояли на перроне вокзала в Риге, выбирали билеты. Она должна была поехать со мной в Москву, забрать остальные деньги. И стоял вопрос – в купе, или в мягком?

– Фу, с кем-то… храпит… вонючие носки… Нет, никаких купе, – сказала она. Её муж согласился. До сих пор удивляюсь.

Для понимания ситуации. Она – моя одноклассница. Из Красноярска. В Москве у тетки жила. И мы нравились друг другу. Точно нравились. Никакой безумной страсти там не было. Просто мысль… как-нибудь… при случае… можно закрутить роман. Не хочу долго рассказывать. После школы мы в разных институтах. Но не потерялись. Наоборот – её друзья, мои друзья… как-то всё перемешалось, перепуталось, стало общим… Она вышла замуж, я женился… и ничего у нас с ней не было.