Мне лучше - Давид Фонкинос

В зале номер два пришлось еще немного подождать. Первый этап, сортировку, я прошел и теперь попал в нужное отделение. Едва переступив порог больницы, я сосредоточенно следил за всем, что делается вокруг, и это возымело странный эффект: спина перестала болеть. Тут-то меня и позвал врач. Сутки с лишним я мучился, а теперь, в кабинете специалиста, не чувствовал ровным счетом ничего. Он подумает, что я просто мнительный псих, который несется к врачу по любому пустяку, в городских больницах от таких спасу нет. Иными словами, получится, что я ломаю комедию. Эдуар потом объяснил мне, что это типичный психологический феномен: на приеме у врача боль нередко исчезает напрочь, словно прячется, чтобы ее не обнаружили. Доктор был очень приветлив и посмотрел на меня так, будто я у него был единственным пациентом. Видно, любил свое дело и каждый день, надевая белый халат, проникался неиссякающим состраданием к людям. Наверняка женат, жена – свободный художник, работает где-нибудь на полставки. Летом они поедут на Сицилию, заниматься подводным плаванием. Поначалу она будет трусить, но он ее успокоит. Вот уж с кем приятно провести в отпуск.

– Вам повезло. Сегодня утром мало народу.

– Ну… вот и хорошо.

– А то бывает очередь часов на пять, если не на все восемь.

– Да уж, и правда повезло.

– Итак, чем могу быть полезен?

– У меня со вчерашнего дня сильно болит спина.

– И часто у вас такие боли?

– Нет, первый раз.

– Это случилось после сильной физической нагрузки?

– Да нет, я не делал ничего особенного. Заболело просто так. Во время обеда.

– А о чем вы разговаривали? Может быть, что-то вас расстроило?

– Вроде бы нет… Все было нормально.

– Не испытываете ли вы в последнее время стресс?

– Есть немножко.

– Стресс, переутомление – главная причина таких болей. Недаром говорят “спину ломит”. В спине все неприятности оседают.

– Надо же…

Я так и видел, как он повторяет эти истины каждому, кто жалуется на боли в спине. Это помогало представить тревожные ощущения вполне нормальными. Измотанный трудяга – случай самый обыкновенный. Мало ли нас таких, загнанных в стресс, – все логично.

– Снимите рубашку и лягте на живот.

Я послушно растянулся на кушетке. В последний раз я лежал в такой позе лет тридцать назад, когда мы с Элизой ездили в Таиланд. Меня массировала, натерев ароматическими маслами, молодая женщина с длинными черными волосами. Тогда и теперь – абсолютно противоположные ситуации. Доктор довольно долго мял меня молча. И я уже читал в его молчании свой приговор.

– Тут болит? – спросил он наконец.

– Да… ну… примерно тут.

– Понятно-понятно…

Почему он дважды сказал “понятно”? Когда повторяют одно и то же – это плохой признак. Наверно, тянет время, прежде чем объявить роковой диагноз.

– Так… надо бы сделать снимки. Посмотрим, что они покажут, это нам поможет.

– Поможет в чем?

– Уточнить диагноз.

– …

– Вы можете сделать рентген прямо сейчас.

– Это не совсем удобно, у меня важное совещание. А можно отложить до вечера или до завтра?

– Конечно, можно… но надолго все же не откладывайте, – ответил доктор. Невольная тревога сквозила в его голосе – похоже, он старался скрыть от меня необходимость действовать срочно. Сонм мрачных мыслей закружился у меня в голове, но я отважно попытался отогнать их. Машинально оделся и даже вежливо поблагодарил доктора. На пороге помедлил – вдруг он в последнюю секунду скажет что-нибудь утешительное. Чуть ли не клянчил желанное словечко, как собака кость, чтоб унести с собой и вгрызться. Это ужасно унизительно.

Я записался в регистратуре на завтра. Меня несколько раз переспросили. Язык еле ворочался – так мне было плохо. Слова врача не шли из головы. Пусть бы он сказал: “это пустяки” или “это просто спазм”, так нет же! Сначала долго молчал, потом сказал, что надо сделать снимки. Этот человек видит по сотне спин в день. Он первый спец по спинам, и он велел прийти еще раз. Хуже того – сказал, что хочет “уточнить диагноз”. Раз нужно “уточнять”, значит, что-то не так. Звучит хуже некуда. Никак иначе этого не истолкуешь. Здоровому человеку незачем ставить диагноз. Диагноз – это начало трагедии.

Я постарался справиться с собой. Нечего сгущать краски. У страха глаза велики, доктор и не думал смущаться, это мне померещилось. Он говорил спокойно, ясно, без эмоций, как разговаривают с любым пациентом, у которого нет ничего серьезного. Какое-то время я цеплялся за этот утешительный вариант, а потом возвращался к ужасной правде. Нет, врач насторожился – в этом нет сомнений. Я все вижу ясно, потому и волнуюсь о том, что будет дальше. Да и боль, едва я вышел от врача, возобновилась. Стреляло будь здоров. Мне даже показалось, что больная зона становится больше, расползается, как чернильное пятно на бумаге. Вниз до самого копчика и вширь, на всю поясницу.

Элиза ждала меня у входа.

– Ну как? Ты весь бледный.

– Завтра надо сделать рентген.

– Рентген?

– Да, для проверки.

– …

Элиза, кажется, сказала что-то еще, но я не расслышал. Я силился взять себя в руки и думать о предстоящем совещании. Но ничего не мог поделать – беседа с врачом прокручивалась снова и снова. Всплыли его первые вопросы. Может, за обедом действительно было что-нибудь травмирующее? Слово, реплика, жест? Фразу за фразой, я перебирал в уме весь наш тогдашний разговор – ничего, что могло бы вызвать такую боль. Впрочем, я сейчас издерган и туго соображаю. Вот сяду вечером и подробно запишу. Надо все расследовать, не упуская ни одной улики, найти и тщательно распутать нити, ведущие к преступлению. К появлению боли. В машине Элиза прервала затянувшееся молчание:

– Ты сердишься, что я ушла?

– Да нет… нисколько.

– Я страшно разволновалась и просто не смогла бы дожидаться, пока ты выйдешь. Мне вспомнилось, как мама возила отца на химиотерапию.

– …

Удивительно, что у жены возникла ассоциация между моим недомоганием и смертельной болезнью отца. Сравнение не из приятных. Но я понял Элизу, и мне стало легче: она оставила меня не из-за душевной черствости. Как мне вообще могло такое вздуматься? Элиза вела себя безукоризненно, соблюдая идеальную пропорцию сострадания и оптимизма. Ей не очень нравилось, что я собираюсь идти на работу в таком состоянии, но она знала, насколько важно для меня сегодняшнее совещание, и взялась меня подвезти. Я-то хотел взять такси, чтобы не задерживать ее еще больше, но она не согласилась. Просто предупредила свою секретаршу, что опаздывает. Моя жена – сама себе хозяйка и потому свободнее распоряжается своим временем. Она заведует яслями, ее клиенты – папочки и мамочки, радостно разбирающие своих чад по вечерам. Там, в яслях, все мило и уютно, свой, детский, мирок, преддверие мира взрослых. Элиза свою работу обожала, одно только мешало полному счастью: бывшие воспитанники не узнавали ее. Встретится какой-нибудь на улице – смотрит на нее, как на чужую тетю. “Жаль, что самое раннее детство не запоминается”, – частенько вздыхала она.