Короткая глава в моей невероятной жизни - Дана Рейнхардт

Прежде чем школа отпускает учеников на зимние каникулы, происходит два больших события: Студенческий союз атеистов выгоняют со школьного двора и Дариус целует на вечеринке другую девушку. Безусловно, для Клео одно из событий намного важнее другого. Я не уверена, что она вообще помнит, что я член ССА, и ее определенно не волнует, сможет ли эта группа встречаться на территории школы или нет, особенно в свете ее нынешней драмы. Но в любом случае оба события происходят прямо перед тем, как школа распускает всех на зимние каникулы.

Давайте сначала рассмотрим удаление ССА с территории школы.

Злобная Сучка сдержала свое слово. Оказалось, что она была избрана в школьный совет в ноябре единодушным голосованием. Приходится задуматься: А) кто эти трусы в школьном совете? и Б) неужели они не способны распознать Злобную Сучку? Ответы оказываются следующими: А) богатые родители с кучей денег и без ежедневной работы и Б) нет, не способны. В любом случае ее первым действием было выступление с предложением запретить Студенческому союзу атеистов собираться, проводить организационную часть или еще каким-либо образом сговариваться о выполнении дьявольской работы в пределах школьной территории Двенадцати Дубов. Как и на ее выборах, голосующие были единодушны.

Хайди сообщила нам новости на последнем собрании во вторник перед каникулами и предложила с января, после каникул, встречаться во «Френдлис» на Ридж-роуд, а с приходом весны можно будет собираться на улице. Мы все согласились раскошеливаться на колу, молочный коктейль, картошку фри или что-нибудь еще каждый вторник с целью выкупить себе право на несколько кабинок после обеда. Хайди сказала, что бороться нет смысла, что не стоит тратить на это время. Нам не победить.

После первоначального гнева и долгих дебатов с мамой я вынуждена была согласиться, что мы не только не выиграем эту битву, но и не должны выиграть эту битву. Школа на самом деле права. Если в школе принята политика, запрещающая религиозным группам встречаться на ее территории, а это хорошая обоснованная политика, то организация, исповедующая определенный взгляд на религию, такая как ССА, не должна пользоваться привилегиями. Это как с городской печатью. Из – за того, что на городской печати изображен крест, символ христианской веры, и отсутствуют прочие религиозные символы, получается, будто город одобряет и превозносит христианство. Если Академия Двенадцати Дубов запрещает всем религиозным группам встречаться на территории школы, но позволяет делать это студентам-атеистам, получается, будто школа одобряет и превозносит атеизм.

Я жалею только о том, что это решение не было принято раньше, а стало следствием мстительных действий торжествующей и всесильной Злобной Сучки. Я ей не соперница. Она постоянно побеждает меня.

А теперь о Дариусе и той другой девушке. Само действие, поцелуй, произошло еще в ноябре на выходных по поводу Дня благодарения, когда Клео грелась на солнце у отцовского бассейна в Скоттсдейле. Удивительным образом прошло почти три с половиной недели, прежде чем Клео об этом узнала. Из-за такого опоздания для Клео ситуация стала еще хуже, потому что она убеждена, что все знали о произошедшем несколько недель, и все говорили о ней, жалели ее и смеялись над ней за ее спиной.

Имя другой девушки – Ванесса. К счастью для нее, она не ходит в Двенадцать Дубов, потому что гнев Клео, что довольно странно, в большей мере направлен против Ванессы, а не против Дариуса. Если бы Клео встретилась с Ванессой лицом к лицу, то от души наваляла бы ей. По крайней мере, она постоянно об этом говорит. Я сказала Клео, что думаю, что она определенно победила бы в столкновении с Ванессой, ведь ей пришлось бы всего лишь запустить торпеды, маскирующиеся под ее груди. Так я узнала, что бывают времена, когда даже хорошая шутка про груди не работает. Она лишь разозлила ее.

Так Сага о Клео и Дариусе зависла на краю отвесной скалы. Она не решила, что с ним делать. Защита Дариуса была именно такой, какую можно себе представить: что он был на вечеринке, он был пьян, не мог ясно соображать, она сама полезла к нему, он мог бы зайти и дальше, но остановился. Не знаю, с чего он взял, что это дополнение насчет того, что он остановился, зачтется ему в разговоре с Клео, но, полагаю, парни вообще довольно глуповаты. Особенно Дариус. Сколько раз за выходные по поводу Дня благодарения Клео говорила мне, что скучает по нему? Я знаю, что она чувствует себя дурой, потому что он, очевидно, скучал по ней недостаточно сильно, чтобы держаться подальше от вечеринок и поцелуев с другими девушками.

Я была удивлена и шокирована тем, что Дариус буквально из кожи вон лез, чтобы загладить свою вину перед Клео. Я даже видела, как он держал ее за руки на перемене. Если бы вы спросили меня, я бы предположила, что он воспользуется этой возможностью, чтобы избавиться от оков, но вместо этого он, кажется, на самом деле беспокоится, что она с ним порвет. Не настолько беспокоится, чтобы не таскаться по школе весь день с самодовольным выражением лица, однако он подкараулил меня после школы, когда никого не было рядом, и, знаю, это звучит безумно, но он выглядел так, будто вот-вот заплачет. Я могла бы рассказать об этом Клео. Могла бы рассказать, что Дариус подошел ко мне, чтобы попросить совета о том, что ему делать, сказал, что знает, что я знаю ее лучше, чем кто-либо, и не могла бы я, пожалуйста, помочь ему, но по какой-то причине я решила не говорить Клео обо всем этом. Я не рассказала ей, так как думаю, что ей следует расстаться с ним. Его поцелуй с Ванессой только лишь подтвердил все мои прогнозы касательно того, каким парнем будет Дариус, и я не верю, что эта другая сторона Дариуса – настоящая.

А потом Клео появляется у меня на пороге примерно через неделю после того, как она узнала про поцелуй, с широкой улыбкой на лице и хлопьями снега в волосах после небольшого снегопада, идущего весь день. Она выглядит так, словно готова запеть.

– Он сказал, что любит меня.

– Что?

– То, что слышала.

Я хватаю ее за руку и затягиваю в дом, мы готовим себе шоколадное молоко и идем с двумя стаканами на чердак.

– Он любит меня. Он так сказал. И ты не поверишь, но он даже заплакал. Он сказал: «Я люблю тебя, Клео». И потом заплакал.

– Да ладно, – говорю я. – Боже, Клео. Я думала, что никому больше нет дела до любви и влюбленности. Что любовь больше не имеет никакого значения.

Клео выглядит слегка задетой. Я уверена, она ожидала от меня не такой реакции. Мы сидим на кровати, попивая шоколадное молоко, словно на фотографии пятидесятых годов. Просто две старшеклассницы, разговаривающие о мальчиках и любви. Нам не хватает только коротких юбок и белых гольфов. Знаю, мне полагается сказать: «Ого, тебе так повезло!» или «Это так клево!», а вместо этого я бросаю ей в лицо бессердечные слова о том, что никому больше нет дела до любви. Я задумываюсь о том, как это прозвучало. Я выгляжу как завистливая подруга, у которой нет парня. Как завистливая подруга, у которой никогда не было парня, который мог бы сказать ей, что любит ее.