Магия Берхольма - Даниэль Кельман

Это было неплохое время, может быть, лучшее в моей жизни. Часто я сидел в своей комнате, отделенный от всего мира геометрическими обоями, и повторял трюки или просматривал старые эскизы, редактировал их и составлял сборник – тот самый, которому предстояло вскоре выйти под названием «49 трюков», – пока в соседней комнате угрюмо молчали мои квартирные хозяева, а во дворе их дети молча дрались из-за места на качелях.

По воскресеньям я иногда ходил в церковь. В маленькую барочную капеллу, притаившуюся меж двумя высотными домами, осколок более красочных, чем нынешние, времен. Я стоял в заднем ряду, поверх голов и платков смотрел на священника, с неудовольствием пережевывающего слова проповеди, и спрашивал себя, имею ли я право быть здесь. На потолке висели гирлянды пухлых ангелочков, под взглядом улыбающейся, в дымке голубых облаков, Мадонны. Мне вспомнилось мое рукоположение, блеснувший надо мною перстень епископа. А что я делаю сейчас? Может быть, я поступил неправильно… Я присоединился к длинной веренице желавших исповедаться и стал ждать. Когда наконец подошла моя очередь, я передумал и побрел прочь. Может быть, это все-таки правильно. Возможно, я двигался в неверном направлении, но все-таки куда-то двигался. Старая церковная дверь мрачно заскрипела, когда я ее открыл, потом со вздохом облегчения за мной захлопнулась. Несмотря ни на что, на душе у меня стало легче.

– Берхольм, у меня для вас новость, – сказал ван Роде. – Послезавтра состоится выступление. Благотворительный вечер для глухонемых. Кто-то отказался, устроители хотели, чтобы я его заменил. Но я никогда никого не заменяю. Поэтому я предложил вас.

– Меня? – Сердце у меня забилось в ритме марша, я изумленно уставился на него.

Он пожал плечами и покачал головой:

– Да нет, я не шучу. Что с вами? Синдром публичных выступлений? Ну же, перестаньте!

– Вы… действительно… сказали… послезавтра?

– Ну, ради вас его вряд ли перенесут. Соглашайтесь, обещаю вам, что вы справитесь. Не беспокойтесь! Вспомните: вы же маг. Предметы вас слушаются.

– Я не уверен, что хотел бы… хотел бы выступать. Мой интерес к этому искусству – чисто теоретический… мате… математический, так сказать. Да я и не готов…

– Знаете анекдот? Человек бегает вокруг афишной тумбы и кричит: «На помощь, меня замуровали!» – Он засмеялся, я – нет. – И еще, Артур: вы должны сделать карьеру. На что вы собираетесь жить? И самое главное: кто заплатит мне за уроки? Я не люблю деньги, но невероятно люблю праздность. Вы – моя пенсия по старости. Значит, хватит глупостей! Вы будете выступать, и не стоит больше это обсуждать.

Я протянул руку за чашкой с кофе, может быть, в тщетной попытке за что-то удержаться. Черная поверхность жидкости покрылась легкой рябью и задрожала.

– Хорошо, – сказал я тихо, – я выступлю.

– Ну вот видите. Кстати, чтобы не возникло никаких недоразумений: публика будет не глухонемая, вполне слышащая. Так что постарайтесь! Я говорю это не для того, чтобы вас напугать.

– Конечно нет. – Я поднес чашку к губам, сделал глоток, еще один – в чашке ничего не было. Она была пуста. Я медленно, осторожно поставил ее на стол; ван Роде довольно ухмыльнулся.

– Я тоже там буду и посмотрю на вас; такое зрелище я не могу пропустить. Я вообще весьма любопытен!

– Спасибо, – сказал я рассеянно. – Пожалуй, мне лучше пойти готовиться.

– Конечно. И не беспокойтесь. С вами будут боги и все кролики, голуби и распиленные девицы нашего странного цеха. А в худшем случае? Если все пройдет неудачно, вы еще сможете преподавать закон Божий в начальной школе. Этим тоже не следует пренебрегать.

– Да, – сказал я. – Может быть, вы и правы. – Казалось, зеленый ковер у меня под ногами вздымается волнами и ложится странными складками. Я старался не смотреть на ван Роде. Ни за что на свете я не хотел встретиться с ним взглядом.