Великая страна - Леонид Костюков

— Имя! Скажите ваше имя!

И тьма за дверьми отвечала мне:

— Блэк.

Вернувшись домой, я запечатал три с половиной доллара в конверт и послал мистеру Блэку на адрес главного почтамта в Сантьяго-де Чили заказным письмом. И примерно через полмесяца получил в ответ казенную отписку, что мистер Блэк убыл в предместья Мадрида, и свои три с половиной доллара. Я не буду утомлять вас географией, мэм. Скажу только, что с тех пор вот уже восемь лет раз или два в месяц я швыряю эти три с половиной доллара в очередную точку глобуса, но он вертится, и проклятые деньги возвращаются ко мне, как басурманский бумеранг. На одни почтовые расходы у меня ушло несколько сотен, но я не оставляю надежд укрепить в мистере Блэке веру в человечество и собственную интуицию. А теперь я не скажу ни слова, а вы судите сами, порядочный я человек или нет и можно ли мне доверять. Дела выше слов. Поэтому я молчу.

— Не знаю, не знаю, — отвечает ему девушка. — Отчего-то мне хочется вам верить. — Она заговорщически приманила его ладошкой и продолжала вполголоса. — Меня вот уже полгода мучает ревматизм… ну, не то чтобы всерьез, но закинуть руку за спину я не могу, потому что мне больно…

— Вам следовало начать с этого, мэм. Не двигайтесь с места, и я принесу вам флакон пантерьего жира.

— В этом нет нужды. Может быть, потом. Дело мое весьма деликатно, и если вы меня еще раз перебьете, сомневаюсь, что я решусь вам его доверить.

— Я внимателен и молчалив, как локатор.

— У меня расстегнулась пуговка сзади на бюстгальтере. Я говорила маме, что петелька шире, чем следует, но разве она меня послушает?

Гарри Резерфорд, боясь перебить девушку, только покачал головой с выражением космической скорби на своем круглом лице.

— Если бы здесь были женщины, я нипочем бы к вам не обратилась. Странно, почему женщины не заходят сюда за молочным коктейлем…

Гарри пожал плечами и выпучил глаза, как бы поражаясь: странно!..

— Я сейчас выйду отсюда и пойду прямо по дорожке, а шагов через пятьдесят сверну в кусты. А вы спокойно так допивайте то, что вы тут пьете, а потом, минут через десять потянитесь и скажите: домой что ли пойти. Запомнили эти слова?

Гарри кивнул с самым деловым и сосредоточенным видом.

— А потом выходите не спеша, чтобы ничей испорченный ум не связал вас со мной, потому что мама учила меня заботиться о своей репутации. А шагов через пятьдесят свернете в кусты и поможете мне просунуть пуговку в петельку. Идет?

— Да! — заорал Гарри не в силах сдержаться, да так, что бармен выронил графин.

— Ваша горячность говорит в вашу пользу. Вы ведь не воспользуетесь моим бедственным положением? этой пуговкой? этим приступом ревматизма? Вы ведь, подойдя сзади, не положите мне ладони на груди так, что у меня перехватит дыхание? Не подсечете затем рукой мои слабые колени, не схватите мое легкое и теплое тело, не отнесете его на постеленную рядом куртку? Не нанесете на мое тело курсив беглых поцелуев, подбираясь к животу? Не стянете с меня трусики… ох и слабая же на них резинка! Не загоните в меня этот свой ужасный пест, похожий на тот, которым Эмили орудует на кухне? Предупреждаю, если вы так поступите, я до смерти удивлюсь, потому что я девушка и ни о чем таком и слыхом не слыхивала.

— Нет! — хрипит Гарри. — Я, мэм, половины слов не понял из того, что вы наговорили.

— Вот и чудно.

И эта девушка кратко пожимает большой палец Гарри своей горячей ладошкой — и отваливает во тьму, как мистер Блэк восемь лет назад…