Нелады со звездами - Венди Хоулден

Генри Мун приехал в центр звукозаписи с таким опозданием, что Грейс не успела перемолвиться с ним ни словом, не говоря о том, чтобы представить оправдания, которые она составляла всю ночь в кратком и развернутом вариантах. Она хотела объяснить, что разговаривала по сотовому с матерью, а Сиона вовсе необязательно считать величиной постоянной. Более того, все обстоит как раз наоборот. С другой стороны, трудно прекратить отношения с человеком, которого совершенно не видишь.

Но у Грейс хватило времени лишь на то, чтобы бегом промчаться по мраморному холлу, сунуть Генри пропуск и потащить его вверх по лестнице в крошечные студии лондонского центра радиовещания, имевшего связь со всеми местными радиостанциями Великобритании.

— Готовность к выходу в эфир, — объявил в микрофон инженер радио «Гейнсборо».

Генри, сидевший напротив, с огромными черными мешками под глазами, — он опять не спал всю ночь напролет и в этом ему кто-то помогал? — поправил наушники, нагнулся к обтянутому красным поролоном микрофону и, улыбнувшись, поднял вверх большие пальцы. Похоже, он чувствовал себя полностью в своей Фефелке; Грейс пришла к выводу, что случившееся у него дома его особо не беспокоило. Эта мысль отозвалась болезненным уколом.

Услышав внезапно прозвучавший у нее в наушниках голос ведущего, Грейс от неожиданности вздрогнула и облила себя чаем.

— Эй, привет, как поживаете? Говорит Энди Туорт, радио «Гейнсборо».

— Привет, Энди, — сказал Генри, следя за тем, как Грейс пытается, не привлекая к себе внимания, вытереть большое пятно на груди.

— Сожалею, что заставил вас ждать, — зевнул Энди, но его голос говорил как раз об обратном. — Эксклюзивный репортаж о говорящей овце продолжался дольше запланированного. Никто не предполагал, что она окажется такой разговорчивой, ха-ха.

Он издал профессиональный смешок, и Грейс с Генри льстиво улыбнулись в ответ.

— Вы тут подождите, ребята, пока я займусь следующим номером, — мультяшно кривляясь, распорядился Энди. — И тогда у нас начнется рок, не говоря о ролле, ха-ха.

«Следующий номер» продолжался пятнадцать мучительно долгих минут, в течение которых Энди, то и дело разражаясь раскатами деланого смеха и изображая изумление, расспрашивал шотландца из Труна, в чем состоят его обязанности президента Британской национальной ассоциации защиты мужей. Получив от него значок и галстук ассоциации — «с радостью вручаю их вам, Энди, а теперь можно мне передать привет моей жене?» — Энди наконец повернулся к Генри и Грейс.

— Так, ребята, а теперь слушайте, я должен кое в чем признаться, — объявил им Энди во время рекламной паузы, когда микрофон был выключен. — Книгу я не читал. Понимаете, все дело во времени. Его никогда не бывает достаточно. Так или иначе, Гарри…

— Генри, — хором поправили его Грейс и Генри.

— Ах да, Генри. Прошу прощения. Моя ошибка. Понимаете, у нас на станции столько работы… Так или иначе, я скажу пару вступительных слов, а дальше вы сами о ней расскажете. Договорились? Лады?

— Отлично, — твердо произнесла Грейс, не обращая внимания на некоторую растерянность Генри.

— Готовность к выходу в эфир, — объявил звукоинженер.

— Радио «ГейнсБОР-РО-О-О»! — прозвучали пронзительные позывные.

— А се-ейча-ас наш следующий гость, — протянул Энди, судя по всему, уже обращаясь к слушателям, — человек, написавший книгу на очень интересную тему. Генри удовлетворенно улыбнулся.

— Она называется «Сосущие пальцы». Итак, Гарри, прошу прощения, Генри Му-уни, так что же побудило вас написать биографию герцогини Йоркской?[2]

— Генри, мне ужасно неловко, — сказала пятнадцать минут спустя красная от стыда Грейс. — Не могу поверить, насколько непрофессиональным оказался Энди Туорт.

«Не говоря про меня», — мысленно добавила она. Ее словно преследовал злой рок. Ее предыдущую работу в «Хатто и Хатто» никак нельзя было назвать легкой жизнью, но Грейс не могла вспомнить другого автора, с кем дела шли бы настолько плохо. С кем каждое событие рекламной кампании оборачивалось таким бесславным провалом.

Они с Генри сидели в баре роскошного отеля напротив здания «Би-би-си». На столике перед ними стояли два бокала шампанского с коньяком.

— Прекрасное лекарство от шока, — ухмыльнулся Генри, делая заказ.

Однако, как расстроенно заметила Грейс, случившееся его нисколько не смутило. Закалка бывалого путешественника? Или Генри ничего другого просто и не ждал?

— Это я должна тебя угощать, а не наоборот, — простонала Грейс, прекрасно сознавая, что рекламный фроджет подобной роскоши не выдержал бы.

Генри пожал плечами:

— Какая разница? Мне приятно за тобой поухаживать. Я очень рад снова тебя видеть.

Одно точно: крепкий напиток благотворно подействовал на натянутые нервы Грейс. Она еще не успела расправиться и с половиной первого бокала, а события сегодняшнего утра уже успели отодвинуться в прошлое. Быть может, долгожданный момент настанет именно сейчас? Грейс отключила телефон, жалея, что не может отключить заодно и дребезжащие нервы.

— Гм… — начала она.

— Гм… а как поживают остальные писатели из преисподней? — одновременно спросил Генри. — Леди Цилиндрия и другие?

— Замечательно. — Грейс печально вздохнула, вспомнив, что именно для леди Цилиндрии усилия рекламной службы «Хатто» не прошли даром. — Вообще-то ее пригласила на интервью Белинда Блэк из «Светила».

Генри заметно побледнел.

— Ты сказала, Белинда Блэк?

— Да. Здорово, правда?

— Не очень.

Грейс удивленно посмотрела на него.

— Что ты хочешь сказать?

Неужели в Генри проснулась зависть к более удачливому автору? Это было совсем на него не похоже, но, с другой стороны, что она о нем знает?

Генри едва заметно скривил рот.

— Белинда Блэк — одна из самых неприятных женщин с Флит-стрит.

Грейс вынуждена была согласиться, что в его словах есть доля правды. За те несколько телефонных разговоров, что состоялись у нее с Белиндой Блэк, журналистка не поразила ее своей вежливостью. Так, например, выяснив, что «Мертвую петлю» даже с большой натяжкой нельзя отнести к остросюжетным детективам, она очень нелестно высказалась в адрес бедного сэра Гревилла Гудтраузера. Ну, а что Белинда сказала об Эвфемии… впрочем, это Грейс как раз могла ей простить.

— Это не женщина, а паровой каток в человеческом обличье, — продолжал Генри. — Бедная, несчастная леди Цилиндрия! Невинную овечку отведут на бойню. Точнее, Бойни отведут на бойню.