Верховные судороги - Кристофер Тейлор Бакли

Кандидатура Пеппер была одобрена сенатским Комитетом по судоустройству (18 — за, 1 воздержался) и сенатом в целом (91 — за, 7 против, 2 воздержались).

Грейдон Кленнденнинн благодушно принимал поздравления с победой, роняя намеки на то, что Пеппер с самого начала была его идеей. Рейтинг президента Вандердампа вырос еще на несколько пунктов. Хейден Корк, получая комплименты по поводу его роли в этой истории, натужно улыбался и переводил разговор на другую тему.

Декстер Митчелл, появившись в телешоу «Привет прессе», мужественно заявил, что бывают времена, когда человек должен «отважно признать волю народа и двигаться дальше». Он даже процитировал одного из вождей французской революции 1848 года Александра Ледрю-Роллена, заявившего (без тени иронии): «Народ пошел в этом направлении. Я просто обязан идти за ним. Ибо я — его вождь».

Декстер Митчелл храбрился, однако чувствовал себя униженным. Члены его комитета посматривали на своего председателя с нескрываемой неприязнью. В комитетской гардеробной что-то такое бормотали (образцовым сенаторским бормотком) о необходимости «обновить руководство». Ночами он, в очередной раз не справившись с исполнением супружеского долга, лежал без сна и скрипел зубами. Как, дивился он, дело дошло до такого позора? Три десятилетия исправного, неукоснительного, а иногда и блестящего служения обществу — и все ради того, чтобы тебя превзошла и перещеголяла какая-то выскочка — телевизионный судья из Техаса? Где же справедливость? — спрашивал Декстер Митчелл у потолочных богов.

Спустя несколько дней он получил некоторое удовлетворение (пусть и постыдное), прочитав в «Вашингтон пост» о том, что брак судьи Картрайт, похоже, разваливается.

«Пресс-служба назначенной членом Верховного суда, но еще не вступившей в должность Пеппер Картрайт сообщает, что она и ее муж, продюсер Бадди Биксби, „по-дружески расстаются“ после семи лет супружества».

По счастью, в газеты попали не все подробности.

Пеппер, когда она вернулась из Вашингтона с победой, не терпелось помириться и снова съехаться с Бадди, однако, добравшись до двери своей квартиры, она обнаружила, что ключ ее больше к замку этой двери не подходит. Когда же она позвонила мужу по сотовому и спросила, в чем дело, он сухо уведомил Пеппер, что она здесь больше не живет.

— О чем ты говоришь, Бадди? — спросила она, нетерпеливо постукивая носком ковбойского сапога по мраморному полу коридора. — Это наш дом. Нельзя же просто взять и сменить в нем замки. Что с тобой?

— Ты, может быть, забыла об этом, — холодно ответил Бадди, — но квартира оформлена на мое имя. Впрочем, ты всегда с трудом запоминала содержание некоторых документов. Тех же контрактов с работодателем.

Пеппер тяжело вздохнула:

— А, так ты все еще не угомонился на этот счет? Что же ты в суд на меня не подал?

— Собирался. Пока ты не натравила на меня фэбээровцев.

— А теперь ты о чем?

— Ой, ой, ха-ха-ха. Она ничегошеньки об этом не знает.

— Ни малейшего понятия не имею. Послушай, мне нужно войти в мою квартиру. Я, кроме всего прочего, писать хочу.

— За углом есть кофейня. А в ней уборная.

И Бадди бросил трубку.

По дороге в кофейню Пеппер, кипя от злости и ругаясь про себя на чем свет стоит, позвонила Хейдену Корку.

— Вам что-нибудь известно о фэбээровцах, которые посетили моего мужа и припугнули его? У него из-за этого зуб на меня вырос величиной с Гватемалу.

Последовала долгая пауза, затем Хейден сказал:

— Я не располагаю прямыми сведениями о чем-либо подобном.

— Это что же, «нет» на вашингтонском диалекте? — спросила Пеппер.

— Это все, что я могу сказать, — ответил Хейден. — И примите мои поздравления с решением сената. Президент очень доволен. Он с нетерпением ожидает вашей присяги.

И Хейден положил трубку.

Чувствуя, как к лицу ее приливает кровь, Пеппер набрала номер Грейдона Кленнденнинна, и ее связали с ним, уже пребывавшим за пределами страны — на борту летевшего в Токио самолета.

— Дорогая моя, — медоточиво произнес он, — человек, знающий то, чего ему знать не следует, никогда не досидит в этом городе до свистка. Примите мои наитеплейшие поздравления.

И тоже положил трубку.

Пеппер набрала номер Бадди, тот не ответил. Она оставила ему сообщение: «Я кое-кому позвонила. Никто ничего не говорит, но похоже, что-то и вправду произошло. Но, чем бы оно ни было, я к нему никакого отношения не имею. Тебе придется поверить мне на слово. Так или иначе, я надеюсь, что все у нас не закончится таким вот образом — обменом телефонными сообщениями».

На следующее утро Пеппер, проведшую неспокойную ночь в позе человеческого зародыша, разбудил стук в дверь ее гостиничного номера. Она, решив, что пришла горничная, открыла дверь и увидела перед собой мужчину, в котором мгновенно признала судебного курьера. Курьер, неловко поеживаясь, вручил ей два больших конверта — один с документами о разводе, другой — также с документами, но связанными с иском по поводу нарушения условий контракта.

Пеппер, приняв от курьера конверты, сказала: «Подождите» — и ушла в номер. А вернувшись, протянула ему двадцатидолларовую бумажку.

— Что это? — спросил он.

— Чаевые, — ответила Пеппер.

— Зачем?

— Потом узнаете.

Два дня спустя «Нью-Йорк пост» сообщила, что судья Картрайт дала, в знак благодарности, «на чай» судебному курьеру. Заметка об этом была озаглавлена «СОВОКУПИТЕЛЬНЫЙ ИСК».