Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн

— Я тоже, — поддержала ее Марго. Она всей душой готова была вступить в сговор со старухой, чтобы сразить старика. — Вам необходимо вмешаться, сударыня, он укатит в Берлин.

— Он то и дело ездит в Берлин. Но на этот раз неизвестно, вернется ли он. Вы будете его спутницей, деточка.

— Если вы непременно этого желаете.

Марго даже не покраснела. Поэтому Нора сочла необходимым высказаться до конца.

— Вы можете зайти так далеко, как найдете нужным.

— Благодарю. Но было бы еще лучше, если бы мне были ясны его планы.

— Вот и допытайтесь. Мне он ничего не сообщает.

Бедная Нора чувствовала себя беспомощной.

— Это при вашей-то энергии, — подзадорила ее Марго. — Разве у вас нет средств бороться с ним? Не можете ли вы разыграть комедию?

— Мы давно уже ничем не связаны, — призналась бедняжка. — Но я буду тверда, даю вам слово.

Она поднялась во весь свой внушительный рост. Марго снизу вверх разглядывала эту ширококостную фигуру, пастельные тона кожи, светлое лицо и крошечный нос. Все это могло быть красивым, но красоты не получалось. Могло производить впечатление силы, но как раз Марго прекрасно знала, как бессильно это существо.

— Я могу быть страшной, — снова принялась уверять ее эта монументальная дама. — Не знаете ли вы человека, который бы ненавидел его смертельной — да, да, смертельной ненавистью? Я приму любые условия, если только не будет огласки. Заплачу сколько просят, лишь бы никто не узнал.

— Даже сам убийца? — брякнула без всяких околичностей Марго.

Этого было достаточно. Нора снова всей своей тяжестью повалилась на стул.

— Что вы говорите? — пролепетала она.

Марго спокойно ответила:

— Я знаю такого.

— Человека, готового за деньги убить?

— Прикончить. Да. И этого человека интересуют не столько деньги, сколько рекорд. Недавно он в разговоре заявил: «Если бы прикончить обоих, я был бы самым молодым из тех, у кого на счету два убийства».

— Как это обоих? Значит, и меня тоже?

— Нет, что вы, сударыня! Его фамилия Мулле, его в любое время можно застать в баре при гостинице «Централь». Мне ничего не стоит привести его сюда. Хотите?

Нора Шаттих боялась отказом вызвать презрение своей младшей партнерши. Да и впервые после своего материального и личного краха она почуяла в своих руках власть. Шаттих был выдан на милость победителя. В эту минуту Нора не знала милости, и утоленная ненависть отозвалась в ее массивном теле неожиданной вспышкой сладострастного чувства. Она не была уверена в том, что не отступится от своего решения. Тем энергичнее она вскричала:

— Я хочу видеть Мулле!

X

Наконец, выполняя служебный долг, Марго отправилась к своему шефу.

— Долго вас приходится дожидаться, — сердито сказал Шаттих, — а ведь за воскресную работу я плачу вдвое больше.

— Не в этом дело, господин Шаттих. Но видите ли, ваше письмо к председателю «И. Г. Хемикалиен» оказалось какой-то ловушкой. Он в отъезде.

— Я этого не знал.

— На шестом-то десятке — так притворяться!

— На сцене нельзя не притворяться, — признался он, — а я всю жизнь исполняю роль. Моя жена не желает этого понимать. Она требует от меня буржуазной добропорядочности. Это все было да быльем поросло. Ее дед еще с грехом пополам мог позволить себе такую роскошь, а отец уже сломал себе на этом шею.

— Что мне до ваших семейных тайн?

— У меня есть деньги за границей. Это вас больше интересует? Девочка, я по уши влюбился в тебя и готов на любую глупость.

— Опять игра.

— Одну девчонку я уже держал у себя пленницей, пока она не уступила, — сообщил Шаттих, пытаясь пронизать Марго взглядом властелина, роль которого он исполнял.

Марго только рассмеялась.

— Но стол с бумагами вы уже не опрокидываете. По крайней мере — из-за меня. Зато ради нашего изобретения вы пошли бы даже на убийство.

— Скажу вам по секрету: это изобретение моего старого друга Бирка, а у него я всегда все отнимал. И его последнее достояние я тоже должен отнять.

Марго поняла, что сюда включается и она. Если он хочет овладеть ею, то главным образом как дочерью Бирка.

— Не из корысти. Это вопрос честолюбия. Понятно? Но тебя я сделаю участницей в деле. Уж на этот раз поверь мне. Я как раз созрел для того, чтобы отдаться тебе в плен. И ты вовремя возьмешь меня в свои руки. Поняла?

— Я несколько раз слышала — участие в деле. А в чем участвовать? Вы имеете в виду изобретение? Кто же покупатель?

— Это уж моя забота. Я сам, разумеется, создам компанию для реализации изобретения. Тебе нужны доказательства? В большом зале, под нами, будет заседание.

Марго уже готова была кой-чему поверить. Но упоминание о большом зале, который она как раз сегодня обозревала, снова все опрокинуло.

— Вот что, — решила она. — Если вам нечего от меня скрывать, возьмите меня в Берлин.

— Возьму ли я тебя в Берлин! Даже под хлороформом, если бы это понадобилось! Надеюсь, что ты сразу там и останешься.

— Я ведь замужем.

— А я женат. Ничего, все наладится. С женой я порвал. А тебе на что этот служащий, мелкая сошка?

— Вы могли бы помочь ему выдвинуться.

— Вот что тебе нужно? Ты готова остаться на втором плане, а могла бы быть первой. Я женюсь на тебе.

Шаттих говорил едва слышно, голос его срывался, он тяжело дышал. Если слова его и были лживы, вожделение его было искренне; при всей своей осторожности Марго уже не сомневалась в этом. Она хладнокровно соображала: что можно на этом выгадать?

— Когда госпожа Шаттих перестала бывать в вашем берлинском доме? — спросила она тоном врача, опрашивающего пациента.

— Постой-ка, милочка… С тех пор как я уже не глава правительства.

— А ведь может случиться, что вы станете им снова.

— Еще бы! Во-первых, наверху сидят все те же лица. Кроме того, в моем распоряжении Союз рационализации Германии.

— Тогда снова появится на сцене ваша жена?

— Как раз наоборот. Мне не подняться, если она не исчезнет с моего горизонта.

Марго старалась — и не без успеха — сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы не выдать своих впечатлений. Отодвинув ногой стул и заложив руки за спину, Шаттих ходил перед ней взад и вперед. Через каждые три-четыре шага он поворачивал к ней голову. Ей приходилось быть начеку.

— Дело мое верное, меня им никак не обойти. О, я знаю, колеса будут вертеться и без меня; что делает один, сделает