Главное - доплыть! - Элизабет Хайд

— Ллойда могли бы не пустить.

— Но отчего вы ничего не сказали хотя бы мне?

— Простите, — прошептала Руфь. — Не сердитесь.

Джей-Ти вздохнул.

— Я не сержусь. Просто беспокоюсь о вашей ноге. Если придется вас эвакуировать, мы отправим с вами и Ллойда.

Эти слова прозвучали резко и неожиданно. Эвакуировать? Но ведь это не укус гремучей змеи, не перелом, а всего лишь порез, и он заживет, как только отыщется лекарство.

— Не говорите так, — с явным недовольством заявила Руфь.

— Я сделаю то, что полагается в подобных случаях.

— Но вы не можете от нас отделаться таким образом! Это несправедливо! Это наша последняя поездка! Вы знаете, что станет с Ллойдом? Знаете? Он не перенесет! — воскликнула Руфь.

— Но ваша нога… — возразил Джей-Ти. — Если станет хуже…

— Не беспокойтесь, — попыталась уверить его она. — Мы найдем ципрофлоксатин, и все изменится к лучшему. Перестаньте об этом думать.

— Мужу вы нужны здоровой.

— Мужу нужна река!

— Ценой вашей ноги?

— Вы меня не слушаете. С моей ногой все будет в порядке.

Джей-Ти пригладил волосы, и, невзирая на гнев, Руфь ощутила нечто вроде материнской нежности. Естественно, гид встревожен, а потому, разумеется, он и подумал об эвакуации. Но он не знает, каково это — быть стариком, смотреть смерти в лицо и непрерывно думать о том, что любое событие может стать последним. Последнее Рождество, последний полет на самолете, последний спуск по реке…

Руфь не винила Джея-Ти за то, что ему неведомо это, но решила, что слово «эвакуация» отныне, в какой бы то ни было связи, не будет звучать в каньоне. Во всяком случае, не в ее палатке. Она заторопилась к выходу и жестом приказала Джею-Ти пройти вперед.

— Помогите мне встать, — попросила Руфь. Гид подал ей руку, и она поднялась.

Вечерний свет был розовым, в воздухе витала золотистая пыль. Ниже по берегу, где устроили походную кухню, путешественники стояли за общим столом и резали овощи. Джей-Ти подвел женщину к бревну, усадил, а затем принес аптечку и кастрюлю с горячей водой.

— У нас хорошая семья, Джей-Ти, — словно оправдываясь, заявила Руфь, когда гид вернулся. — Мы отлично ладили…

Джей-Ти опустился на колени и натянул перчатки.

— Что же, — ответил он, выжимая простиранную перевязку, — не многие могут этим похвастать.

— Я знаю, что последует дальше. — Руфь поморщилась, когда Джей-Ти коснулся раны. — Знаю, что приятного будет мало. Я читаю справочники. Хожу на семинары. Иногда я мечтаю о том, чтобы Ллойд просто умер во сне…

Джей-Ти взглянул ей в глаза. Они были серые, без ресниц, но Руфь подвела верхнее веко карандашом и слегка подкрасила брови. Гид задумался. Он не знал, есть ли среди его знакомых женщина — подруга, возлюбленная, член семьи, — которая в возрасте Руфи стала бы тратить в поездке время на макияж.

— Это наш последний спуск, Джей-Ти, — с грустью заметила Руфь. — И меня абсолютно не волнует то, что мне, может быть, ампутируют ногу, когда мы вернемся. Просто позвольте нам остаться здесь.

Джей-Ти молча перевязал рану остатками полученного от купальщиц бинта. Сухая и сморщенная, висящая свободными складками кожа Руфи была испещрена сине-серыми крапинками, похожими на абстрактный рисунок. Он снова и снова обматывал ногу бинтом — плотный, чистый, белый, он должен был, как ей казалось, защитить от любой беды.