Счастливый брак - Рафаэль Иглесиас

Что Энрике и проделал, покидая поле боя раньше остальных мужчин. Он сказал Пэм: «Приятно было познакомиться» — и не стал ничего обещать. Затем подошел к хозяйке, которая оказалась столь щедрой и столь жестокой, что сочла его достаточно привлекательным для своей подруги, но недостаточно — для самой себя. Она стояла у двери, протягивая Энрике его тяжеленное армейское пальто, не переставая при этом язвительно перешучиваться с красавчиком Филом, который ходил за ней, как собака на поводке. Энрике не последовал совету своего друга Сэла поцеловать Маргарет в губы. Он протянул руку. Она пожала ее со слегка удивленным видом, словно не привыкла к такому ритуалу.

— Я не буду тебе звонить, — сказал Энрике. — Но спасибо за обед. Все было очень вкусно.

Откуда-то из-за его спины Лили пропела:

— Но все равно тебе придется написать благодарственную открытку.

— Ни в коем случае, — сказал Энрике, оборачиваясь и протягивая руку и ей. — Как-никак я — профессиональный писатель. Я не подойду к пишущей машинке, если мне за это не заплатят.

Проигнорировав его руку, Лили поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку, в то время как Маргарет парировала:

— Мы ведь накормили тебя обедом, хоть тебе и не пришлось для этого петь^[29].

Энрике ушел, чувствуя себя неблагодарным и ни на что не надеясь. Но, возвращаясь домой по холодным улицам — вдоль голых деревьев Девятой, мимо аккуратно закрытых мусорных мешков возле магазинов на Юниверсити-плейс, по засыпанной мусором Восьмой, — он решил, что, невзирая на все обескураживающие знаки, он все-таки позвонит Маргарет. Ее откровенные жалобы на мужчин подарили ему безумную надежду, и даже если его ждет неудача, такой неудачи можно не стыдиться. Он опубликовал два автобиографических романа, в которых рассказал о себе немало неприглядной правды. Над ним издевались в газетах и журналах, некоторые читатели на встречах смеялись ему в лицо. И если Маргарет подшучивала над человеком, который ей, безусловно, нравился — над самоуверенным Филом, — то какая разница, если он, Энрике, еще раз выставит себя на посмешище?

Это мужество обреченного поддерживало его, когда он набирал ее номер и приглашал куда-нибудь сходить. Теперь, когда час их встречи приближался, у него опять начали сдавать нервы. Его решение, что надеть, менялось в зависимости от того, как он оценивал перспективы предстоящего свидания. Чем сильнее портилось настроение, тем мрачнее становился цвет брюк. В конце концов он остановился на черных джинсах и черной водолазке. К такому комплекту подошло бы черное пальто, но у него было только одно — защитного цвета, купленное в армейском магазине.

Маргарет позвонила по домофону в 7.43 — как и было условлено, он должен был спуститься, чтобы пойти вдвоем в ресторан. Энрике эта договоренность не нравилась. Маргарет отвергла его предложение зайти за ней, словно он сказал глупость. Дурной знак, решил Энрике. Тут начинало попахивать дружбой, а не романтикой, хотя географически ее план был более рационален — они договорились пойти в «Баффало Род-хаус» возле Шеридан-сквер, и Маргарет все равно нужно было пройти мимо дома Энрике. Она должна была прийти тринадцать минут назад. Энрике прочитал множество романов, где говорилось, что женщинам свойственно немного опаздывать; однако к 7.35 он был убежден, что она его продинамила. Когда же запищал домофон, Энрике воспринял это как драматический поворот судьбы.

Он скатился с пятого этажа. Несмотря на морозный воздух, лоб покрылся испариной. Он кое-как поздоровался с Маргарет. Энрике колебался, целовать ее — хотя бы целомудренно в щеку — или нет, и, дабы избежать неловкости, заторопился к месту назначения.

— Давай поскорее двинемся, пока Бернард нас не увидел, — выговорил он вместо человеческого приветствия.

— А мы не хотим, чтобы Бернард нас видел? — живо поинтересовалась Маргарет, шагая рядом с ним.

Хотя Маргарет была на десять дюймов ниже Энрике, она шла так быстро, что за какие-то считанные шаги обогнала его. Он поймал себя на том, что торопится вслед за надутым пузырем ее куртки — правда, успев заметить, как туго джинсы обтягивают симпатичную попку. Это никак не способствовало тому, чтобы замедлить биение его сердца: оно все еще бешено колотилось после стремительного спуска по лестнице. Энрике вдруг сказал нечто, чего не собирался говорить и ни за что бы не сказал, если бы как следует подумал, но ему было свойственно раскрываться до конца под влиянием минутного порыва, даже если это могло поставить его в неловкое положение.

— Бернард не хочет, чтобы я с тобой встречался.

Энрике посмотрел на Маргарет и увидел, что ее и так округленные глаза стали совсем как блюдца и даже рот приоткрылся от изумления.

— Он отказался дать мне твой номер телефона.

Услышав это, Маргарет замерла как вкопанная. Они стояли на углу Восьмой и Шестой авеню, загорелся зеленый свет, но она не двинулась с места.

— Что?! — воскликнула она с возмущением и удивлением одновременно.

— Он сказал, что я не твоего круга, — криво улыбнулся Энрике. — Может, поэтому мужчины тебе и не звонят. Бернард им не разрешает.

Маргарет принялась возражать:

— Ты шутишь! Умереть можно со смеху! — Она замолчала и, будто как следует изучив данную информацию, продолжила: — Нет, ты определенно меня разыгрываешь.

— А вот и нет. Ни хера он мне не дал. И был непреклонен, черт его возьми. Мне пришлось перерыть телефонную книгу. Слава богу, я знал, где ты живешь, иначе не смог бы вычислить, которая из двух десятков М. Коэн — ты. — Он показал на светофор, на котором уже зажегся красный. — Может, нам пройти еще один квартал и перейти там? — Пока они шли, он продолжал свои смелые откровения: — Понятно, что Бернард к тебе неравнодушен, но боится сделать первый шаг. Может, это происходит со всеми парнями, на которых ты жаловалась. Они тебя боятся.

— Меня? — спросила она с изумлением, которое вполне могло быть искренним.

— Ага, ты такая страшная.

— Что-то ты совсем не выглядишь запуганным, — возразила она.

Они дошли до угла Вейверли и Шестой. На светофоре горел красный. Энрике повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.

— О-о, на самом деле я еще как запуган. Я ужасно тебя боюсь. Было бы намного проще сделать вид, что ты меня совсем не интересуешь, и отступить, чем притворяться невозмутимым, когда мы всего лишь гуляем по улице. Именно это происходит с Бернардом, Филом и Сэмом. Поэтому они и не звонят — боятся быть отвергнутыми. Понимаешь, когда они с тобой, они теряют голову и обещают позвонить, а потом до них доходит, что это означает выяснить, есть ли у них шанс, и они идут на попятную.

Расписав кретинизм своего пола и остро осознав собственное безумие (какой черт его дернул надеть эти итальянские штаны?), Энрике расслабился. Он наблюдал, как меняется выражение бездонных голубых глаз, вбиравших в себя его тревожные мысли.