Условности - Теодор Драйзер

думали, что у меня найдутся возможности разоблачить ваш блеф, так ведь? И как я и думал, вы ничего не сделаете. Итак, я вывел вас на чистую воду, так что прощайте, мисс. Я наконец-то узнал, чего вы стоите. Прощайте!

И он повернулся, чтобы уйти.

– Эд! – крикнула она ему вслед, внезапно вскочив и ринувшись за ним. – Эд! Постойте, не уходите! Я сделаю так, как вы сказали. Сделаю для вас что угодно. Вы не верите, что я решусь, но я решусь. Меня тошнит от этой жизни, правда-правда. Мне наплевать, что потом со мной будет, но все равно я это сделаю. Прошу вас, не будьте так жестоки, Эд! Разве вы не видите… не видите… моих чувств к вам? Я схожу от вас с ума! Честно, я не такая плохая, Эд, не такая… Вот только… только… Хочется, чтобы вы хоть немного меня полюбили, Эд! Ну хоть капельку! Полюбите, если я все сделаю?

Грегори, вернувшись, смотрел на нее со смешанным чувством изумления, сомнения, отвращения, жалости и даже нежности. Вправду ли она это сделает? А если сделает, что он сможет предложить ей в качестве любви, которой она так жаждет? Ничего, и он это знал. Ей никогда не удастся порвать с этой ужасной бандой, которая ее окружала, со своим прошлым, от воспоминаний обо всем, что она пыталась с ним сделать, к тому же у него есть жена и ребенок. А еще есть карьера, будущее, положение в обществе. А ее прошлое… какое оно? Как могут люди управлять другими людьми в той манере, как она говорит, особенно такие подонки, и почему она ему об этом не рассказала раньше? Что она такого сделала, что они обрели столь сильную власть над ней? Даже если бы он ее любил и верил в ее верность, какие были бы у него шансы противостоять множеству тайных и опасных врагов, которые прямо сейчас осаждали их обоих, или ускользнуть от них невредимым? Их безжалостно вытащат на всеобщее обозрение, представив в самом худшем свете со всеми выдуманными подробностями. Тогда уже будет невозможно выступить в роли защитника народа и бросить обвинения клике воров и мошенников. Нет, нет и нет! Но почему, зная, что уже совершила против него, она теперь согласна прийти ему на помощь и ждать от него каких-то действий в знак благодарности?

Грегори улыбнулся сурово – и немного грустно:

– Да. Ну, Имоджин, я не могу с вами об этом говорить, по крайней мере сейчас. Вы или величайшая актриса, или пройдоха, каких свет не видывал, или у вас просто не все дома и вы не отдаете отчет своим словам и поступкам. В любом случае я склонен думать, что вы хорошо понимаете, что едва ли можете ждать от меня симпатии, не говоря уж о любви, с учетом всего происшедшего и особенно того, что еще не выяснено. Вы можете врать мне прямо сейчас, играть роль, как всегда, но даже в этом случае… Сначала посмотрим, что вы с этим сделаете, а потом поговорим.

Он пристально посмотрел на нее, потом перевел взгляд на море с плывущими к берегу лодками.

– Ах, Эд, – грустно произнесла она, заметив его отрешенный взгляд, – вы никогда не узнаете, как я вас люблю, хотя невозможно не понять, насколько сильно люблю вас, если сделаю это. Это худшее, что я могу сделать для себя… возможно, мне настанет конец. Но хочется, чтобы вы попытались полюбить и полюбили меня, пусть хотя бы ненадолго.

– Так, Имоджин, давайте сейчас не будем об этом, – с подчеркнутым недоверием в голосе ответил он. – По крайней мере до разрешения нашего дела. Конечно, этим вы мне уж точно обязаны. Вы не знаете, какая у меня была жизнь: сплошная тяжелая борьба. Но вам лучше поехать со мной прямо сейчас. Не ходите наверх переменить шляпку или туфли. Я раздобуду машину, и можете ехать со мной как есть.

Она посмотрела на него просто, прямо и покорно.

– Хорошо, Эд, я согласна, но хотелось бы только знать, как все это закончится. Сами знаете, мне после всего нельзя будет возвращаться сюда, если они все узнают. Я знаю, что в долгу перед вами, но, боже, какая же я дура! Женщины всегда глупеют, когда влюбляются, и я постоянно твердила, что никогда не позволю себе влюбиться, и вот пожалуйста!

Они вместе отправились в город, к нему в контору, к нотариусу, к окружному прокурору, что само по себе стало для Грегори огромным успехом. Она призналась во всем или почти во всем: как ее в прошлом взял на службу мистер Суэйн, как она познакомилась там с мистером Тилни, как потом, после бегства Суэйна, Тилни давал ей различные поручения: она была секретарем, переписывала бумаги, как стала считать его своим покровителем, где и при каких обстоятельствах познакомилась с миссис Скелтон, и как та по просьбе Тилни (она была не уверена, но считала, что это был приказ) обязала – или, точнее, принудила – ее заняться этой работой, хотя о методах принуждения она отказалась говорить, отложив это на потом. По ее словам, она боялась.

Едва этот документ оказался у него в руках, Грегори очень обрадовался, но все же не перестал сомневаться в ней. Она спросила, что теперь, что еще нужно сделать, и он попросил ее тотчас уехать и некоторое время не искать с ним встречи, пока у него не появится время решить, как им быть дальше. Он заверил ее, что между ними ничего не может быть, даже дружбы, пока он окончательно не убедится, что ему ничто не угрожает, а также его жене, ведению избирательной кампании и всему остальному. Решающий фактор во всей этой истории – время.

Однако спустя две недели Имоджин позвонила к нему в контору и сказала, что им нужно увидеться хотя бы на несколько минут в любом удобном ему месте.

И они снова встретились, на этот раз совсем ненадолго, как он сказал себе и ей. Глупо, не надо было этого делать, но все же… Во время разговора Имоджин каким-то образом сумела заявить права на его чувства, что было нелегко отвергнуть. Они встретились в отдельном кабинете довольно заштатного ресторана «Гриль Парзан», в деловой части города. Уверяя, что позвонила и пришла лишь потому, что хотела снова увидеть его, она рассказала, что раз и навсегда покинула компанию из «Тритона», что не вернулась туда даже за своим гардеробом и будет скрываться в небогатом квартале города, пока не решит, что