История Наташи Кампуш - Майкл Ляйдиг

Несмотря на существенное отличие — Лолита не содержалась в заключении, ее похититель не наказывал ее жестоко, когда считал это необходимым, — параллели между вымышленной и реальной историями поразительны. Как и Лолита, Наташа со временем научилась обращаться со своим тюремщиком и даже контролировать определенные ситуации — например, когда она, по ее словам, «заставила» его отмечать Рождество и дарить ей подарки.

Гумберт утрачивает свое бесовское влечение к Лолите, когда ребенок становится женщиной. Ведущие психиатры и даже сама Наташа предположили, что и Приклопиль ближе к концу был просто уничтожен тем фактом, что его некогда беззащитная жертва превратилась в девушку, во многих отношениях сильнее его самого.

Быть может, и он, подобно Гумберту, несколько утратил свое влечение к ней, осознав, что его безумным фантазиям уже никогда не суждено стать реальностью.

Она выросла. Зеркало треснуло. Чары спали.

«Он не смог справиться со все более независимой, взрослой женщиной, которой она стала, и я уверен, что он хотел как-нибудь от нее избавиться», — сказал один психиатр, добавив, что Приклопиль, вероятно, «сознательно или бессознательно хотел, чтобы она сбежала».

По мере того как Лолита все более отдаляется от своего патологического тюремщика, тот пытается запугать ее, что во внешнем мире лучшего выбора у нее не будет, — так же как пытался и Приклопиль, порой не без успеха, привить Наташе свои параноидные, безумные идеи. Однако в определенный момент Гумберт произносит то, что теперь может представляться зловещим предсказанием Наташиного настоящего, — еще один пример, как жизнь следует за вымыслом.

Гумберт говорит Лолите: «Попросту говоря, если нас с тобой поймают, тебя проанализируют и заинтернируют, котенок мой, c’est tout. Ты будешь жить, моя Лолита будет жить <.. > под надзором уродливых ведьм. Вот положение, вот выбор. Не находишь ли ты, что, при данных обстоятельствах, Долорес Гейз должна оставаться верной своему старому папану?»^[16]

Для раскрытия секретов Приклопиля необходимо использовать высокотехнологичное оборудование, однако, чтобы выслушать рассказ Наташи о том, как она проводила время в заточении, в особенности месяцы между февралем и августом 2006, когда она вкусила некое подобие свободы, экспертам оно не требуется. Для этого им нужно бесконечное терпение и внимание.

История Наташи выходит за рамки опыта профессора Бергера и его команды психиатров. Ибо то, через что она прошла, было уникальным, и, когда они приступили к ее лечению, нужных учебников не оказалось.

«У нас не было опыта, которому мы могли бы следовать, — поведал профессор Бергер. — Для кого-то вроде Наташи не было описания из учебника — она сама его написала».

В научном мире не существует записей ни о преступнике с психологическим портретом Приклопиля, ни о жертве, чье испытание было бы сопоставимо с тем, что Наташе пришлось переносить на протяжении почти десятилетия.

«Мы можем кое-что узнать из проводившихся в 50-х и 60-х годах исследований эмоциональных травм бывших узников концентрационных лагерей», — продолжил Бергер, добавив, что повествование 1945 года известного венского психиатра доктора Виктора Э. Франкла, как он выжил в Освенциме, самом страшном лагере смерти, будет весьма ценным в залечивании психических травм Наташи.

В своей книге «Человек в поисках смысла» доктор Франки приводит страшное описание выживания в лагере смерти, существования между «растительной жизнью» и «внутренней победой», и подробно описывает, как «ненормальная реакция в ненормальном положении» медленно становится «нормальным поведением».

Будучи заключенным Освенцима и ожидая, что каждый день может стать для него последним, доктор Франкл разработал собственные умственные упражнения, во время которых он мысленно разговаривал сам с собой на протяжении нескольких часов, а также анализировал и проигрывал на вид не относящиеся к делу будничные ситуации, в которых оказывался до заключения в лагерь. В то же время он никогда не вычеркивал из сознания постоянную угрозу смерти, таившуюся в каждой секунде его неволи.

Доктора говорят, что именно этим путем Наташа и шла с самого первого дня. Ей постоянно приходилось опасаться за собственную жизнь, когда Приклопиль запер ее за стальной дверью в бетонном подвале, который легко мог стать ее могилой, случись что-ни-будь с ее похитителем. Однако в отличие от выживших узников концлагерей невинному ребенку приходилось также опасаться и за жизнь своего тюремщика, поскольку он неизменно повторял, что покончит с собой, если она попытается сбежать.

Психолог Филипп Шварцлер из венского Центра защиты детей тоже сравнивал положение Наташи с положением жертв наихудшего рукотворного ужаса двадцатого или любого другого века — заключенных концентрационных лагерей. «Люди действуют посредством жажды выжить, которая проявляется в самых ужасных ситуациях», — сказал Шварцлер.

Он продолжил: «Для этого психика обращается к защитному механизму: прекращение мышления, отделение всего страшного и избавление от него. Никто не может жить в постоянном сопротивлении, потому как это лишь усугубляет мучения. Жить с чем-то невыносимым, несомненно, опасно, однако в кризисных ситуациях это необходимо для выживания».

А Кристоф Ступпак, главный врач Университетской психиатрической клиники в Зальцбурге, заметил, что «стокгольмский синдром» выражен столь ярко в деле Наташи Кампуш главным образом как раз по этим причинам. «Отождествляться с противником есть стратегия выживания. Если нельзя победить врага, тогда проявляется общность с ним», — объяснил он, указывая, почему она была не способна сбежать в предыдущих случаях, даже если тогда и подворачивалась какая-то малейшая возможность.

«Когда есть только один человек, к которому можно привязаться, то способность к общению утрачивается, — говорит Ступпак. — Она была лишена всего того опыта, что накапливается у человека по мере взросления».

Шварцлер также утверждает, что способность привязываться и устанавливать взаимоотношения может быть восстановлена. Однако даже с самым лучшим лечением мучения Наташи стереть полностью невозможно. «Ей придется научиться жить с этим. Это отнимет много, очень много времени».

Однако психологическое превосходство Наташи очевидно. Когда доктора Бергера спросили, действительно ли она из них двоих была сильнее, он лишь ответил: «На это есть простой ответ: ее спасение и есть доказательство ее силы. Она жива, а он мертв».