Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

– Скажите, не являетесь ли вы сыном преподобного Джошуа Уиппла из западной части штата Коннектикут? – с теплотой в голосе поинтересовался Элифалет Торн.

– Да, – кивнул Джон.

– Наверное, ваш отец сумел вырастить достойного набожного сына?

– Полагаю, что это так.

Вскоре стало очевидным, что члены комиссии быстро оценили будущего доктора Джона Уиппла как человека прямого, обаятельного, сообразительного, воспитанного в богобоязненной семье сельского священника.

– Вы уже прошли процесс обращения в веру? – тихо продолжал преподобный Торн.

– Да, в пятнадцать лет я уже серьезно задумывался над своим будущим, начал рассказывать Джон, – и колебался между медициной и семинарией. Я выбрал первое, поскольку тогда ещё не полностью был уверен, что до конца сумел понять Господа. Сам я не мог бы назвать себя набожным молодым человеком, хотя, конечно, всегда исправно посещал церковь. Но однажды, когда я возвращался из школы домой, я увидел на дороге нечто напоминающее смерч из пыли, приближающийся ко мне. И вскоре я услышал голос: "Готов ли ты служить мне всю свою жизнь?" И я ответил: "Да". Я был потрясен и не мог сдвинуться с места, а смерч завис надо мной, но я не почувствовал даже запаха пыли. С того момента я понял, что теперь знаю и понимаю Господа.

Пятеро суровых священников одобрительно закивали, поскольку подобное знакомство с Господом в последнее время стало делом привычным для Новой Англии – после Великого Пробуждения года. Никто тогда не знал, как именно происходит "обращение в веру", это свершалось всегда по-разному. Преподобный Торн ещё больше подался вперед и ледяным тоном спросил:

– Мистер Уиппл, если поначалу вы находились в сомнении относительно своего будущего и никак не могли выбрать между врачом и священником, поскольку, как вы уверяете, не знали Бога, так почему же впоследствии, когда Господь непосредственно обратился к вам, вы все же не решились поступить на факультет богословия?

– Эта проблема мучила меня достаточно долгое время, – признался Уиппл. Но мне очень нравилась медицина, и я подумал, что, став врачом, смогу служить Господу, используя сразу обе возможности.

– Что ж, это честный ответ, мистер Уиппл. Возвращайтесь к своим занятиям. Вы получите от нас письменный ответ, самое позднее, через неделю.

Вернувшись после собеседования в свою комнату, Джон пребывал в состоянии такого восторга, граничившего с экстазом, что не только не стал разговаривать с соседом, но даже не взглянул в сторону Эбнера. Уипплу казалось, что сейчас происходит нечто очень важное, будто он только что пережил самый грандиозный момент своего существования, и буквально минуту назад был так близок к Богу! Итак, он был готов полностью посвятить себя служению Господу, и никто и ничто в целом свете не смогло бы заставить его изменить свое решение. Ничего не объясняя, он заявил Эбнеру, что его кандидатура утверждена.

Совсем по-другому прошло собеседование у юного Хейла. Как только он предстал перед членами комиссии, в своем мешковатом, не по размеру костюме, с сальными волосами, прилипающими к болезненного цвета щекам, сутулый и неуклюжий, один из самых замечательных священников на целом свете невольно задался вопросом: "О Господи, почему же ты избрал своим слугой такого убогого и жалкого человечка?"

– Вы обращены в веру? – нетерпеливо спросил преподобный Торн.

– Да, – важно заявил Эбнер, но его пространные объяснения получились каким-то слишком напыщенными. Он почему-то начал чересчур долго и нудно объяснять, где именно располагался луг, и где находились его дом и школа. Правда, ни у кого не осталось сомнений, что Господь действительно беседовал с этим молодым человеком.

– Почему же вы все-таки решили служить в качестве миссионера? – задал свой следующий вопрос преподобный Торн.

– Потому что после того события на лугу я уже был твердо уверен в том, что посвящу Господу свою жизнь и останусь верен ему навсегда, – торопливо объяснил Эбнер.

Остальные члены комиссии сразу поняли, что этот юноша, к сожалению, производит не слишком благоприятное впечатление на самого Торна. Тот долгое время служил миссионером в Африке и хорошо знал, с какими проблемами приходится сталкиваться молодым людям в дальних странах. После серии собеседований с будущими миссионерами в колледже Уильямса Торн заявил своим помощникам: "Мы должны строжайшим образом избегать тех молодых людей, которые чересчур уверены в себе и в своих взаимоотношениях с Богом. Обычно они настолько гордятся собой, что не могут смириться с ролью миссионера, как человека, подчиняющегося Господу всегда и во всем, в самом широком смысле. Если мы сразу сможем определить таких людей и вовремя отсеять их, то сэкономим массу денег, а также избежим ненужных затруднений в дальних странах". Сейчас помощникам стало очевидно, что Торн как раз намеревается провести ту самую "чистку", о которой недавно предупреждал их, поскольку он прервал поток благочестивого красноречия Эбнера и заметил:

– Я спросил вас о том, почему вы захотели стать именно миссионером, и мне показалось, что вы так и не ответили на мой вопрос.

– Мне всегда хотелось служить Господу, – повторил Эбнер. – Но я не знал, что мое предназначение – стать миссионером, вплоть до августа года.

– И что же произошло в тот день? – Преподобный Торн начал терять терпение.

– Вы говорили об Африке в конгрегационной церкви в Мальборо, в штате Массачусетс. И я считаю, что в тот вечер произошло мое истинное пробуждение.

Услышав это, Элифалет Торн уронил голову на грудь и ущипнул себя за длинный нос, не зная, о чем спрашивать дальше.

– Что же именно произвело на вас столь сильное впечатление в проповеди преподобного Торна? – раздраженно спросил другой священник.

– На это я с легкостью отвечу вам, сэр, поскольку его слова с тех пор живут в моем сердце и служат мне идеалом. Он говорил прихожанам о миссии в Африке, и в частности сказал: "Мы считали себя словно одной семьей во Христе. Каждый вносил свой личный вклад в общее дело, и каждый посвящал себя святому долгу спасения заблудших душ". После того вечера я тоже стал пробовать заставить себя стать таким же членом семьи во Христе. Я научился работать с пилой, строить дома, потому что мечтал о том времени, когда меня пошлют в далекие края, где ещё нет жилья. Я научился шить и готовить пищу, а ещё вести бухгалтерию и разбираться в счетах. С тех пор как услышал проповедь преподобного Торна, я перестал считать себя только студентом колледжа или семинаристом. Я тренировал себя для того, чтобы однажды стать скромным членом той общей семьи, которую пошлют куда-нибудь очень далеко для служения Христу.

Это заявление Эбнера показалось Торну настолько сокрушительным и так соответствовало учению Христа, что даже сам священник, только что посчитавший студента человеком убогим и непригодным для миссионерской деятельности – что было, конечно, справедливым решением – внезапно осознал, что у юноши имеются все же незаурядные способности.

– Кое-кто из администрации колледжа, – начал священник, умышленно избегая произносить вслух имя президента Дэя, – сообщил мне о том, что вы полны самомнения относительно своего благочестия и священных обязанностей.