Люблю Ненавижу Люблю - Светлана Борминская

И мне ничего не оставалось, как снова пойти на ту же улицу, где жил Растаман с белыми пятками, но уже без Колпастиковой. Я свернула напрямик через пустырь к частным домам и мимо них – к двум пятиэтажкам... Серый грязный кабысдох увязался за мной, и я была совсем не против, наоборот, присвистнула:

– Пошли, Бобби!

Кабысдох поднял ухо и прислушался... Похоже, у пса был жестокий насморк, он съел шоколадную конфету, которую я ему дала, и чихнул.

К вечеру снег растаял, и мы старались аккуратно обходить лужи. На веревках снова хлопало белье, и от него пахло морем.

– Заходи, не заперто! – услышала я из-за двери, когда позвонила.

В комнате на кровати лежал тот же самый негр и внимательно смотрел на меня взглядом много гулявшей по миру собаки.

– Понимаешь, я нашла его, – сказала я с порога Растаману. – И что мне теперь делать? Как мне его спросить?... Он лишь посмотрит на меня сверху вниз, и что тогда? Скажи, Растамаша... А правда, что ты изучал обезьяний язык в Индонезии и наблюдал за орангутангами? – немного не к месту спросила я. – Или – врут, а?...

Растаман сморщился и, натянув шапку из цветного хлопка на глаза, дернул кадыком. Выглядел он неважнецки, похоже, что-то с желудком, поняла я, принюхавшись, и протянула ему квитанцию, он едва лишь взглянул на нее.

– Валду Рейтель? – прочел он, показав оскал кипенных зубов.

– Да, и что?... – Я рассказала про домработницу, сдававшую белье.

– Он богатый человек, – почесав губу, наконец, сказал Растаман. – Его контора на улице Пик – недвижимость и все такое... Попроси у него работу и...

– И что? – поторопила его я. – Что дальше?...

– Он даст тебе ее, ведь кто-то из его семьи виновен в смерти твоего мужа. – Растаман сказал это настолько тихо, что я скорее угадала слова по розовым губам с антрацитовой каймой, чем услышала их.

– Значит, я должна раскрыть свои карты? – переспросила я. И сама же ответила: – Но я не могу... И я не умею просить!

– Научись, в чем дело-то? – пожал плечами Растаман. – Но вообще-то ты можешь и не говорить ничего, просто попытайся устроиться к нему на работу.

– И что?

– Понимаешь, тебе нужно быть неподалеку, чтобы воспользоваться при случае... – совсем недолго подумав, произнес Растаман.

– Чем воспользоваться-то?... – перебила я, глядя, как негр закуривает.

– Ты ведь хочешь вендетты? – устало спросил меня Растаман, выпустив изо рта огромный клуб вонючего дыма. – Ты думаешь о мести?...

Я кивнула.

– Значит, он ответит за все, – усмехнулся Растаман, снова затягиваясь сигаретой. – Не сомневайся!

И я снова поразилась его самоуверенности, равной его наглости.

– Понимаешь, я просто хочу разобраться, – осторожно начала я и закашлялась.

– Все хотят... Действуй, – махнул рукой Растаман, разгоняя дым. – И больше не приходи сюда, от меня уже ничего не зависит. Строй свою судьбу сама, Сашка. Иди, чего стоишь?... – добавил он, показав зубы.

Я молча постояла и направилась к двери. Денег у меня было в обрез, и платить я не собиралась.

– Твой кофе давно выкипел! – сказала я напоследок, ну, чтобы последнее слово осталось за мной...

Растаман вскочил и кинулся на кухню, из которой шел кофейный дым пополам с гарью. Я мстительно улыбнулась и вышла, раскрыв дверь ногой.

«Сашка... Сашку нашел, – ворчала я, обходя замерзшие лужи на пути к казарме. – Мне уже сорок лет!»

Серый грязный кабысдох сидел на середине дороги и выл. Увидев меня, он вскочил и попросил есть. Кабысдохи безрассудно умны, и я отдала ему все конфеты, какие были у меня в карманах.

...Мы шли и разговаривали до самой казармы.