Двадцать один день неврастеника - Октав Мирбо

— Посмотрите на этого франта? - закричал он сопровождавшей его публике, заливаясь громким смехом, в котором слышалась ненависть... И это называется социалист!.. Ах, негодяй!..

Послышались насмешки, потом ропот...

— Вот какой сыскался!..

А маркиз Порпиер выступал с большим апломбом в своих тяжелых башмаках, подбитых гвоздями, сдвинутой на затылок кожаной фуражке и раздуваемой ветром блузе, из под ворота которой торчали концы красного фулярового платка.

— Пришел сюда барина из себя разыгрывать, — продолжал он насмехаться... выставлять на показ свою роскошь... оскорблять народ своим княжеским платьем... Вы посмотрите только на него!.. Ведь это позор!..

И несколько сот человек с презрением и ненавистью смотрели на бедного кандидата...

Ободренный маркиз закричал еще громче:

— И где украл он этот сюртук?.. И кто ему купил эту шляпу?.. Германии кое-что об этом известно... Сволочи... мерзавцы!..

Ропот все усиливался... Какой-то каретник с засученными рукавами, в большом кожаном фартуке воскликнул:

— Дело ясно... Это изменник...

И несколько голосов заревело:

— Долой изменников!..

Маркиз призвал в свидетели свою синюю блузу, свою кожаную фуражку, подбитые гвоздями башмаки и свою суковатую палку.

— Разве истинные друзья народа носят сюртуки... как иностранцы... кутилы, жиды? Разве я ношу сюртук... и глянцевитый цилиндр?.. Что вы на это скажете?..

— Да здравствует маркиз!

— На мне крестьянская блуза... блуза скромного французского крестьянина... блуза честного труженика... блуза бережливого француза...

— Да здравствует маркиз!..

— И я не вижу в этот ничего позорного для себя... Как вы думаете, господа?..

— Да здравствует... да здравствует маркиз!..

— А этот негодяй... этот космополит... этот социалист...

— Да!.. Да!.. Да!..

— ...Смеет являться сюда... смеет издеваться над бедностью народа...

— Да... Да... Правда...

— ...Честного земледельца... над душой Франции... над самой Францией!.. Ах, черт его бери!..

— Долой изменников!..

Несчастный кандидат остановился... Он никак не мог понять, откуда появилась такая ненависть к нему... Он посмотрел сначала на свой сюртук, как бы для того, чтобы убедиться, нет ли в нем, действительно, чего-нибудь оскорбительного для народа. Затем он хотел говорить, протестовать... Но его голос был покрыт криками...

— Долой изменников!..

— Убирайся назад в Германию...

— В Англию...

— Да... Да... Долой изменников!.. Долой предателей!..

Так как стали подниматься угрожающие кулаки, то он убежал, преследуемый улюлюканием всего города...

Тогда маркиз с триумфом вернулся в кабачок „Надежда“ и среди восторженных криков велел подать еще вина и, ударяя своей палкой по мраморному столу, кричал:

— Черт возьми!... Это действительно какой-то подлый космополит...

Затем поднял полный стакан вина...

— За блузу Франции... друзья мои!... Почет и уважение блузе Франции!...

Приключение с бедными кандидатом возбудило во мне желание поближе узнать маркиза Порпиер... Я стал наводить справки и скоро узнал очень много странных вещей про него... Впрочем, для этого нужно было только обратиться к местным жителям, у которых был неистощимый запас анекдотов о нем; тем более, что сам этот великолепный отпрыск благородной крови был неистощим по части всевозможных подвигов, в которых комический элемент всегда приятно переплетался с ужасными историями... И я убедился, что его тем больше любили, чем меньше порядочности и честности он проявлял во всех этих приключениях... И, действительно, его популярность росла вместе с его наглостью, за которой числилось, по крайней мере, одно чисто-французское достоинство, — это была наглость изобретательная и веселая...

Маркиз очень ревниво оберегал свою охоту. Сторожа его отличались своей силой, жестокостью, грубым обращением и отвратительной внешностью, и с ними было бы неприятно встретиться ночью в лесу. Он их набирал среди унтер офицеров конвойных команд, привыкших к каторжным пыткам. Человеческая жизнь для них ничего не стоила... Естественно, что все трепетали перед ними... Он им щедро платил, выдавал большие награды за каждую поимку вора и отечески заботился о том, чтобы у них не было недостатка в водке.

— Их всегда нужно держать под хмельком, — говорил он по этому поводу... — В таком состоянии они не струсят в трудную минуту, а при случае не задумаются подстрелить человека, как кролика...

Против браконьеров он допускал всякие крутые меры. Он считал священным принципом для себя гонять и травить их, как хорьков, куниц, лисиц, волков и других хищных животных... Впрочем, после нескольких подозрительных драм и кровавых расправ, которые доставили ему еще большую популярность и любовь со стороны населения, браконьеры и не думали посягать на собственность, которую охраняли такие страшные сторожа и при том с таким рвением... Они понимали, что им грозит.

— Странное дело!... — говорили обыватели... — разве зайцы, фазаны, козули, кролики... не принадлежат маркизу?... Зачем же эти глупцы их трогают?... Так им и надо...

Не все подвиги маркиза отличались жестокостью. Он умел также позабавиться и пошутить.

Каждый год в день открытия сезона охоты маркиз еще до зари посылал своих сторожей в коммунальные владения, находившиеся но соседству с его имением. Они выгоняли оттуда всю дичь в его кустарники и леса, где ее оставляли в покое целый день и даже заботливо оберегали... А бедные охотники из Порфлера, прошатавшись целый день по клеверу и люцерне и добросовестно обойдя все кочки, межи и кустики на полях, нивах и перелесках, возвращались вечером домой без ног в отчаянии от своей неудачи... И вешая на гвоздь не нюхавшее пороха ружье и пустую сумку, они громко вздыхали:

— Плохой год... плохой год... Нет ничего... решительно ничего нет...

А когда они на следующий день делились на базаре своей скорбью с маркизом, тот пресерьёзно объяснял:

— Чего же вы хотите?... При этом продажном правительстве... и при этой дурацкой республике я ничему не удивляюсь...

Один раз в год маркиз приглашал к себе на большую охоту на кроликов самых видных норфлерских богачей, которым очень льстило такое внимание с его стороны. По утром того же дня сторожа по его приказанию тщательно обшаривали все норы и забирали всех кроликов, которых выпускали только на следующий день... Вечером за обедом, который завершал это семейное празднество, маркиз извинялся перед обманутыми и озадаченными гостями:

— Мне, право, очень жаль... Сам ничего не пойму... Удивительно капризные животные эти кролики... Иногда хоть ногами топчи, так их много бывает... а на другой день... поди поищи... Ни одного не увидишь... Хитрые бестии, скажу я вам... одна досада с ними...

И буржуа забывали о своей неудаче, запивая ее шампанским...

Таким же безжалостным был маркиз, когда дело касалось рыбной ловли. Хотя он