Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

— Хе-хе, бывает, бывает, газда Ранисав, — успокаивает его кир Наун и еще раз пишет в счет четыре гроша, потом подбивает итог, одновременно стараясь смягчить впечатление от этой довольно печальной сцены. — Может, может человек забыться. Неприятность в доме, заболел кто, мало ли… Вот человек и не знает, что делает…

— А и то правда, как только ты угадал! — говорит крестьянин. — Небось сам и сунул, ну и ну… Сам и есть, кому же больше…

— Да что там, я вот про себя расскажу!.. Послушаешь, собственным ушам не поверишь, но мой Герас, этот вот малец, подтвердит, что так все и было! Пришел газда Павел из Рушан, — приятелями мы были, — он первым пришел в мою лавку и почин сделал, когда я бакалеей занялся… Соли ему понадобилось. «Сколько?» — «Десять окк»! Отлично, кладу на весы, взвешиваю, десять окк… «Мало», — говорит газда Павел. «Что мало? — спрашиваю, в шутку, конечно. — Мало десяти окк? Записать одиннадцать?» — «Нет, — говорит Павел, — мало соли, много окк!» — «Сколько надо», — говорю. «Не столько, отвечает, знаю я, что такое десять окк, тут и семи нету!» — «Не может этого быть, говорю, обидеть меня хочешь! Весы самые правильные, святой архангел может на них души взвешивать — такие они точные!» — «Барахло, а не весы, газда Наун!» — заявляет он. А как оно получилось? Был я чем-то расстроен и, вешая соль, задумался, да и нажал локтем на весы, вот и потянуло десять окк! Как снял локоть, — восемь с половиной, — полторы окки нехватка!.. Хочешь верь, хочешь не верь… Так же вот и с тобой, газда Ранисав… Хе-хе! Забывчивы люди, одна нешто печаль на этом свете, одна забота?..

Так благодаря маленькому Герасу милейший кир Наун присовокупляет к счету и эту вещицу, сунутую в торбу рассеянным покупателем…

Герас понемногу втягивался в работу и потихоньку-полегоньку знакомился с торговым делом. Однажды утром, на удивленье всем соседям, он, как и подобает настоящему бакалейщику, неожиданно появился перед покупателями в полном торговом облачении — в выкроенном из мешка фартуке, подвязанном несколько выше, чем следует, точнее, под самое горло. На фартуке можно было без труда прочесть номер мешка и марку пана Вшетечки, владельца паровой мельницы. Маленький Герас выглядел взаправдашним бакалейщиком, в миниатюре, конечно, «Taschenausgabe»[22], как сказали бы немцы. И вот чудеса — по-видимому, от сознания ответственности на той фазе торговой деятельности, на какую поднял его подвязанный фартук, на лбу у него меж бровей сразу залегла морщинка, что еще больше усилило его сходство с бакалейщиком и валахом. Недоставало только четок, без которых немыслим ни один валах. Но он быстро завел себе и четки и наслаждался, перебирая их, конечно, тайком, когда оставался в лавке один; но наслаждение это длилось недолго. Заметив однажды, как Герас задумчиво прохаживается перед лавкой с таким видом, будто у него в долгу весь город, и перебирает четки, длиннее к тому же хозяйских, кир Наун вспылил и, подойдя к Герасу, чуть склонил голову набок, как всякий валах, когда сердится, схватил его за ухо и спросил:

— А что, милок, ходил ты ко гробу господню?..

— Нет! — отозвался Герас, удивленно поглядывая на него и стараясь высвободить ухо.

— А ты… часом… не ходжа?

Герас промолчал, предвкушая недоброе.

— Марш в подвал соль молоть, паршивец! — гаркнул кир Наун и, наградив его крепкой оплеухой, отнял четки…

ГЛАВА ВТОРАЯ,

из которой читатель узнает, как Герас тяжким трудом и строжайшей бережливостью преодолел все и поднялся на пьедестал или, короче говоря, как Герас сделался кир Герасом и каким он был в качестве такового, то есть что представлял собой как молодой торговец за прилавком. Имеются в этой главе смутные намеки на то, что в жизни приказчика Гераса были все же и кое-какие поэтические моменты

Не станем описывать самое черное время в жизни каждого бакалейщика — время ученичества, да и время службы приказчиком, которое в любой другой профессии кажется все же лучше, скрашенное хоть какими-то удовольствиями и радостными воспоминаниями, и лишь у бакалейщика оно столь тяжко, что нет его тяжелее и мучительнее. Оно исполнено таких трудностей и лишений, что и пером не опишешь. Сколько тяжких и неприятных обязанностей и обстоятельств, вроде необходимости подниматься чуть свет, питаться впроголодь, щелкать зубами в стужу и обливаться потом в жару; сколько подозрений, ругани, оплеух и колотушек, мозолей на руках и синяков на спине… Не станем описывать все это, вернее, коснемся лишь вскользь с единственной целью пощадить чувствительность нежных читателей и впечатлительных читательниц и сэкономить потоки слез сочувствия, которые были бы пролиты при чтении описания всех страданий и мук Гераса.

Вот почему мы будем кратки и упомянем только, что после семилетнего пребывания в учениках Герас стал наконец приказчиком. А тот факт, что он пробыл в учениках ровно семь лет, не больше и не меньше, имел свои причины, о которых Герас долго не подозревал, и смирился, покорившись судьбе, лишь после того, как хозяин изложил ему все связанные с этим обстоятельства, из чего стало ясно, что иного выхода нет. Потому что всякий раз, когда Герас ворчал и роптал на то, что так долго ходит в учениках, газда Наун успокаивал его, уверяя, что так и должно быть по очень многим причинам, перечислять которые было бы и долго и излишне, но все же называл некоторые из них: семь лет учился Герас потому, что в неделе семь дней, что у христиан семь таинств, что на свете семь чудес, и, наконец, потому, что существовало семь эллинских мудрецов, — вот почему, говаривал Наун, и он, Герас, как христианин и эллин, должен прослужить учеником ровно семь лет (ни днем меньше, ни днем больше!). И господь еще смилостивился, добавлял кир Наун, ибо сам он, будучи во время оно учеником в Москополе, прослужил не семь, а целых десять лет, потому что, как ему тогда объясняли, древнее всего на свете десять заповедей божьих!.. Но теперь, говорил кир Наун, другие времена, испортились люди, отошли от бога, потому и он, Герас, служит только семь лет, а те три, добавлял хозяин, дьявол, видно, скостил!

Так Герас стал приказчиком, обыкновенным приказчиком в бакалейной лавке. А как он выглядел в этой роли, вам, уважаемый читатель, нетрудно себе представить. Подумайте о малыше Герасе, о том самом мальчонке, что прибыл в корзине, вообразите, что разглядываете его сквозь увеличительное стекло, — вот вам и приказчик Герас! Он по-прежнему носил поверх антерии фартук из грубой мешковины. Феска, украшавшая его голову, была ему мала, зато