Левая сторона - Вячеслав Пьецух

Но, конечно, лучше всего совсем не жениться, рассуждал он; и даже это естественней, сообразней природе и логике бытия. Потому что противоестественно, несообразно природе и противно логике бытия, чтобы существовали вместе, единым целым, два разных существа, до крайности непохожие друг на друга даже и физически, как если бы один упал с неба, а другого вывели из яйца. Это шутка сказать: тридцать лет живут люди бок о бок, спят вместе, едят вместе, по театрам ходят парой, а у них самоя мораль разная, точно супруга из племени охотников за черепами, а супруг — непротивленец и демократ; недаром же среди мужчин женятся по расчету только отпетые негодяи, а у женщин выйти замуж из выгоды — так же обыкновенно, как похудеть.

— Что ты там бормочешь? — спросит его Маргарита Павловна из-за двери. — И чего ты опять заперся, сукин сын?!

— Не твое собачье дело! — шепотом огрызнется Михаил и состроит зеркалу такую скорбную рожу, что его с перепоя самого прошибет слеза.

И вот как-то раз, когда Миша уже давно очухался и с неделю в рот не брал хмельного, чистил он зубы в ванной комнате, а Маргарита Павловна постучала в дверь — и вдруг за этим стуком не следует ничего. Он прикинул: если она сейчас заведет речь о пятистах целковых пивных денег или о цене кубометра обрезной доски, то у него не будет другого выхода, как только хлопнуть дверью и отправиться бесцельно бродить по переулкам, примыкающим к Советской площади, внутренне оплакивая свою незадавшуюся судьбу. Одно время он частенько прибегал к этой методе, когда Маргарита Павловна принималась его шпынять, но едва выйдя из дома, он сразу замечал за собою слежку (за ним шел по пятам всегда один и тот же человек в серой фетровой шляпе и сером же, очень свободном пальто, развевавшемся на ветру), и тогда он возвращался восвояси, преимущественно дворами, чтобы запутать след.

Вопреки ожиданию, Маргарита Павловна спросила не своим голосом, то есть жалобно и с тоской:

— Слушай, Любомудров, ты не видел мои очки?

А надо сказать, что она была сильно подслеповата и даже без очков не узнавала своих подруг. Дело было нешуточное; стали они на пару искать проклятые окуляры, перерыли весь дом, и, наконец, Миша обнаружил пропажу в большой сахарнице, которая мирно притулилась рядом с хлебницей в левом углу кухонного стола.

Тут-то ему и пришла на ум дерзкая идея насчет того, как самому закрепиться в квартире на улице Красной Конницы, № 52, и сделать так, чтобы Маргарита Павловна куда-нибудь отбыла.

Миша стал прятать ее очки; иногда он выбрасывал их в мусоропровод, и тогда нужно было идти покупать новые, но главным образом рассовывал окуляры по разным необычным местам, как-то: в барабан стиральной машины, в морозильную камеру холодильника, унитаз и даже кастрюлю щей. Когда очки, выброшенные в мусоропровод, закономерно не находились, Миша своей супруге наставительно говорил:

— Вот ты мне всю плешь проела насчет пива. А ты лучше посчитай, сколько у нас уходит ежемесячно на очки!

Когда же пропажа находилась в каком-нибудь нелепом месте, он убито молчал и покачивал головой. Маргарита Павловна и сама понимала, что с ней происходит что-то нехорошее, ненормальное — она посмирнела, тихо плакала по вечерам, сидя у телевизора, и все хирела, тускнела, что называется, на глазах. Она было попыталась обернуть дело шуткой и говорила:

— Ну, совсем я обрусела, не ведаю, что творю.

Но Миша все подливал масла в огонь; то он украдет из жениного кошелька несколько тысяч целковых, и Маргарита Павловна долго ломает голову, размышляя о том, куда могла подеваться такая уйма денег, то вдруг участливо справится:

— Ты хоть помнишь, как будет твоя девичья фамилия? Или нет?

Маргарита Павловна в растерянности призадумается, приставит к виску указательный палец и отвечает:

— Что-то связанное с почтой. Но как именно — не скажу.

Расчет оказался верен: супруга увлеклась медицинской литературой, пришла к заключению, что страдает депрессивным психозом, и скоро слегла в невралгическое отделение Центральной областной больницы (прямее сказать, в сумасшедший дом). Позже она списалась по глобальной сети с каким-то знаменитым немецким специалистом, уехала в Германию, обосновалась в Гамбурге, и слух о ней после того иссяк.

Таким образом, остался Миша Любомудров один в квартире на улице Красной Конницы, № 52, и думать забыл о своей жене. То есть сначала он с ней развелся на основании справки из Центральной областной больницы, которую ему выдали ничтоже сумняшеся, потому что психиатрия — это не наука, а искусство, и еще потому, что общеизвестно: сумасшедших у нас гораздо больше, чем принято полагать. Вот тогда-то Миша и напрочь о ней забыл; он часами ходил по своей квартире, засматриваясь в углы, всем существом чувствовал пространство, наслаждался мыслью, что теперь-то он вволю займется пивом, но все же ему было что-то не по себе.

В тот день, когда вышло постановление о разводе, Михаил устроил у себя пирушку на одного. Радости не было, хотя он съел целого гуся с яблоками и выпил бутылку водки, чокаясь со своим отражением в зеркале и произнося один за другим замысловатые тосты, а в заключение отправился погулять.

И вот поди ж ты: как только Миша свернул в Денюжкин переулок, снова за ним двинулся человек в серой фетровой шляпе и сером же, очень свободном пальто, развевавшемся на ветру; не отставая особенно и заметно не приближаясь, и это наглое преследование мало-помалу его вывело из себя. Он развернулся и пошел навстречу своему недругу, и каково же было его удивление, когда обнаружилось, что это был не мужчина вовсе, а девушка, — молоденькая, хорошенькая, с розовыми ушками, хотя бы и в фетровой шляпе, сдвинутой набекрень; она сделала ему глазки и зашла в мебельный магазин.

Она была такая молоденькая, такая хорошенькая, что он подумал: жениться, что ли?..