Воин любви. История любви и прощения - Мелтон Дойл Гленнон

Мне потребовалось двадцать лет, чтобы понять, что пыталась сказать моя четырнадцатилетняя сестра. Как получилось, что она оказалась единственной, кто понял, что со мной происходит и как это исправить?

Когда я просыпаюсь утром, мне нужно лишь почистить зубы. Не нужно идти в душ, одеваться или краситься – здесь этого не требуется. Я чищу зубы и выхожу в коридор, ожидая первого звонка. По звонку мы выстраиваемся в очередь за лекарствами. В очереди никто не разговаривает. Молчание устраивает всех. Здесь нет неписаных социальных правил, которых нужно придерживаться. От облегчения мои мышцы расслабляются, плечи опускаются, а дыхание становится более глубоким. Мы принимаем лекарства и отправляемся на групповую терапию. Садимся на заранее расписанные места в круг и смотрим друг на друга. Мы рассказываем свои истории. Если нам не хочется улыбаться, мы не улыбаемся. Мы здесь, потому что устали от улыбок.

Однажды девушка с порезанными руками говорит:

– Меня сюда отправила мама. Она не верит ни единому моему слову.

Я смотрю на нее, и мне хочется сказать: «Неужели она по твоим рукам не поняла, что ты говоришь правду? Как я говорила правду в туалете?» К тому моменту, как мы оказались в больнице, родители считали нас бесчувственными лжецами, но все было не так. Мы всегда говорили чистую правду. Мы видели, как все вокруг нас улыбаются и твердят: «У меня все в порядке! У меня все в порядке! У меня все в порядке!» А мы не могли присоединиться к ним в их притворстве. Мы должны были сказать правду: «У меня НЕ ВСЕ в порядке!» Но никто из нас не знал, как справиться с этой правдой, и мы искали другие способы высказать ее. Мы использовали все, что могли найти: наркотики, спиртное, еду, деньги, наши руки, тела других людей. Мы говорили правду своими поступками, а не словами, и вся наша жизнь превратилась в безумие. Но мы просто старались быть честными.

Мою соседку зовут Мэри Маргарет. У нее анорексия. У меня нет возможности общаться с младшей сестрой, и я позволяю Мэри Маргарет на время занять ее место. Мы долго шепчемся по ночам. Однажды, когда уже погасили свет, я рассказываю Мэри о своем прадеде. Он был шахтером в Питтстоне, штат Пенсильвания. Каждое утро моя прабабушка собирала ему коробку с обедом и провожала в шахту. Это была опасная работа, потому что в воздухе шахт содержались смертельные невидимые токсины. Но шахтеры не могли почувствовать эту отраву. И они брали с собой в шахту канарейку в клетке. Канарейка лучше чувствует яды, и она была их спасительницей. Когда уровень токсинов слишком повышался, канарейка переставала петь, и тишина становилась сигналом к тому, чтобы немедленно покинуть шахту. Если шахтеры не успевали выйти достаточно быстро, канарейка погибала, а следом за ней умирали и люди.

Я говорю Мэри Маргарет, что не считаю нас сумасшедшими. Мы – канарейки.

– Разве не может такого быть, – спрашиваю я, – что мы вовсе не сумасшедшие? Мы просто чувствуем опасность, разлитую в воздухе.

Я говорю Мэри, что мир отравлен и мы с ней созданы, чтобы почувствовать это. Я говорю, что во многих местах канареек высоко ценят. Они – шаманы, поэты, мудрецы. Но только не здесь.

– Мы те, что на носу «Титаника» кричат: «Айсберг!», – говорю я. – Но остальные предпочитают танцевать. Они не хотят останавливаться. Они не хотят знать, насколько безумен этот мир, и поэтому считают безумными нас. А когда нам не хватает воздуха и мы перестаем петь, они просто выбрасывают нас. Такова судьба канареек.

Я рассуждаю о канарейках, а Мэри Маргарет молчит. Мне кажется, что она меня понимает. Но когда я умолкаю, оказывается, она просто спит. Я выбираюсь из постели и подхожу к ней. Накрываю ее крохотное тельце одеялом и целую в лоб. Она весит всего семьдесят фунтов. Мэри Маргарет напоминает птичку, которая слишком устала, чтобы петь. Я задумываюсь, не суждено ли моей подруге вскоре умереть? Не является ли смерть единственным предупреждением, оставленным Мэри Маргарет этому миру? Я позволяю себе надеяться на то, что, может быть, здесь мы вдали от шахт. Может быть, в эту маленькую комнатку, где нас только двое, отрава не проникнет.

Как-то поздно вечером мы с Мэри Маргарет написали письма с обещанием вечно заботиться друг о друге. Свои обеты мы подписали мелками, потому что карандаши были запрещены. Мэри Маргарет заставила меня пообещать, что я не съем мелки. Я ответила, что, возможно, ей самой стоит это сделать. Мы рассмеялись. В больнице мы чувствовали себя в безопасности и могли смеяться. Но когда подошло время выписки, смеяться мы перестали.

* * *

Если бы я могла вернуться в тот день, когда меня выписали из больницы, я сказала бы родителям: «Меня нужно оставить здесь. Я не хочу возвращаться. Не хочу возвращаться в школу. Воздух там отравлен, и я не могу дышать». Но я ничего не сказала. Я дала понять, что со мной все в порядке. В школе готовились к балу выпускников, меня ввели в организационный комитет, а в классе выбрали старостой. Вскоре после выхода из больницы я в красивом голубом костюме сидела в открытой машине и махала рукой людям, собравшимся на улицах в честь бала выпускников. Мама и бабушка привезли меня на бал, и я буквально физически ощущала их надежды. Мы через многое прошли, и вот теперь мной восхищались все. Это была настоящая победа – для них. Но правду знала только я. Чтобы быть любимой, нужно быть известной, но ни один из тех, кто меня приветствовал, меня не знал. Они были знакомы лишь с моим представителем. Для меня этот парад не был парадом победы. Я была не звездой, а пациентом психиатрической больницы.

Приветствуя собравшихся, я думала о своей должности. Староста. Это было правильно. Я – хороший лидер, потому что умею следовать правилам. Я понимала, что в школе есть два свода правил. Первые установлены взрослыми. Вторые – тайные, неозвученные, но всем известные правила, жесткие и неизменные. Эти тайные правила определяли жизнь девочки. Будь худой. Будь красивой. Будь тихой. Будь неуязвимой. Будь популярной среди влиятельных мальчиков. Секс, алкоголь и пищевые расстройства – это всего лишь способы, с помощью которых старшеклассницы следуют тайным правилам и идут по жизни. Из детства во взрослую жизнь. Из невидимости в популярность. Успешная девочка должна вести определенную жизнь, и булимия, алкоголь и секс – это всего лишь орудия для построения такой жизни. Моя почетная лента буквально кричала: «Ты следуешь тайным правилам, как и должна. Ты принесла в жертву собственное здоровье, тело и достоинство, и это тебе хорошо удалось. Ты не потревожила вселенную своими чувствами и вопросами. Ты осталась незаметной. Ты не заняла много места. Ты никогда не выходишь на поверхность. А когда это необходимо (когда тебе нужен кислород), ты уходишь и дышишь в стороне. Мы никогда тебя не видим. Молодец!»