Сердце в опилках - Владимир Кулаков

Из шорной в очередной раз валил густой синеватый махорочный дым. Пашка, как раз попал в очередное облако, которое выпустил на волю куривший.

— Бонжур, Захарыч! — в дверном проёме появилась прищурившаяся и кашляющая ехидная физиономия молодого помощника, пришедшего на работу. — Гив мию, плиз, смокинг! — отмахиваясь от дыма и продолжая кашлять, блеснул он знанием иностранных языков.

— Чего? — чуть не поперхнулся Стрельцов, до этого мирно пивший чай и теперь благодушно куривший. — Какой смокинг?..

— Вот темнота дореволюционная! Дай закурить, говорю! Это — по-английски!..

— Для того, чтобы курить мою, (тут Захарыч ввернул недавно услышанное и понравившееся ему слово), — «фирму», надо иметь лёгкие с оглоблю! А у тебя, доходяга, грудь как у петуха коленка! — в свою очередь парировал выпад старик. — Это по-русски, хомут тебе в дышло!..

Пашка примирительно рассмеялся:

— Всё, — ничья! — и уже совсем радостно — Доброе утро, Захарыч!..

Пашка широко улыбнулся своему наставнику и насвистывая арию «мистера Икса», пошёл переодеваться в рабочую одежду. Впереди ждал обыкновенный цирковой день…

…Конюшня блистала чистотой и опрятностью. Каждая вещь находилась на своём месте однажды ей определённое. Лошади стояли в станках по кличкам строго в алфавитном порядке: «Алмаз», «Гранат», «Изумруд», «Малахит», «Рубин», «Сапфир», «Топаз», «Янтарь». Сбруи в шорной висели в том же порядке с теми же именными табличками. Что-то отыскать в хозяйстве Захарыча было делом нескольких секунд. Этим он и заведовал. Руководил же групповым номером джигитов Осетии, а следовательно и Захарычем с Пашкой, артист, с которым при встрече почтительно раскланивались в цирке все. Звали его — Казбек.

Иногда наступает желанное время в жизни артиста, когда его фамилия становится Именем. Здесь был иной случай, ещё более уникальный, когда имя заменило — всё.

Казбека знали в стране и за рубежом. Когда произносили его имя, сразу представлялся блистательный мастер-наездник и высочайший класс его номера. Он всего добился сам, работая до седьмого пота, и того же требуя с других.

— Он, как и я когда-то, начинал у Кантемировых. Захватил ещё самого старика Али-бека! Это была — школа! — Пашка понял по интонации Захарыча, что это высочайшая оценка, хотя названая фамилия ему ни о чём не говорила.

Конная труппа, куда устроился Пашка, называлась по имени руководителя и знаменитой горы — «Казбек». Вначале, правда, писалось осетинское название «Урсхох» («белая гора»), но оно как-то не прижилось. На афишах вечно печатали с ошибками. Казбек заводился, скандалил, пока однажды кто-то не посоветовал ему «не мудрить», а писать всем известное — «Казбек». Вскоре во всём цирковом мире стал известен этот конный номер и сам джигит.

Во всех интервью руководитель джигитов любил рассказывать историю, связанную с его именем: в начале девятнадцатого века селением у подножия «белой горы» владел князь Казбек. Его имя стало названием аула Казбеги, по аулу русские назвали и гору. Казбек утверждал, что его прапрадед — и был тем князем…

Чуть меньше месяца назад, через несколько дней, после разгрузки лошадей, Захарыч представил руководителю номера нового служащего по уходу за животными. Перед Пашкой стоял темноволосый стройный красавец с ярко выраженными кавказскими чертами и такой же речью. Его спокойные движения завораживали. Это был уверенный в себе человек, очень уважительный, с умным проницательным взглядом. Когда он двигался, было ощущение, что он медленно танцует. Повороты его были грациозны, неторопливы и выразительны. Позже Пашка увидит совсем иной темперамент этого человека на манеже, его мастерство, и будет гордиться, что попал в этот номер.

— Если Ныкита Захарович тебя берёт, я нэ возражаю. Если этот человэк говорит «да», я никогда нэ скажу «нэт!». Я ему верю больше, чем сэбе!.. — Заговорил Казбек низким глуховатым голосом, местами с неподражаемым акцентом. Некоторые, привычные уху буквы, у него имели дополнительные звуки, которые не воспроизвести другому человеку. Он говорил «вкусно» — заслушаешься…

— Пиши заявлэние. Только помни — я тебе доверяю сокровыщницу. — Казбек подвёл Пашку к лошадям и перечислил их имена, написанные на табличках. Он любил именовать животных названиями драгоценных камней — Это валютный фонд! Каждая лошадь — две-три машины стоит!..

В труппе «Казбек» были люди разных национальностей, но все бесспорные мастера джигитовки.

— В цирке, в групповом номере, артисты называются по фамилии руководителя номера, даже если они не родственники — знакомил Захарыч своего нового помощника с азбукой цирка. — Национальность, пока ты на манеже, тоже у всех одна, — как у руководителя. Кто бы ты ни был, хоть негр!

Тут Пашка от души расхохотался, представив себе скачущего африканца в овечьей папахе, бурке, бешмете и с кинжалом в зубах…

Когда он обрисовывал представившийся образ, улыбался и Захарыч. Потом берейтор серьёзно сказал:

— Вот мы смеёмся, а такой артист был. Выдающийся артист! Неповторимый темнокожий жокей-наездник родом из Сомали. Звали его — Багри Кук…

Из всех джигитов Пашке Жарких больше всех приглянулся Эльбрус, или как его все звали — Элик. Как выяснилось — это был младший брат Казбека.

— У них там в семьях что всех горными вершинами называют? — попытался пошутить Пашка…

Эльбрус — шатен среднего роста. Горластый, хохотун, первый плясун, который ни секунды не мог устоять на месте. На его лице жили постоянно смеющиеся горящие глаза, которые в одно мгновение, если что, затягивала тяжёлая туча — тогда беда! Он был вечный бретёр, заводящийся по любому поводу и такой же отходчивый. Если он считал кого-то другом, то был другом до конца, без оглядки!..