Барракуда forever - Паскаль Рютер

— Жду ваших приказаний, мой император! — отчеканил я, как настоящий солдат, и вытянулся по стойке “смирно”.

— В атаку на перегоревшие лампочки! Чтобы яснее видеть будущее. Как думаешь, Коко?

— Это правильно.

Я держал табурет, на который он взобрался, чтобы выкрутить лампочку.

— Дедушка, ты точно отключил ток?

— Не волнуйся, Коко. И не зови меня дедушкой.

— Хорошо, дедушка. Я волнуюсь, потому что не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с Клокло^[1].

— Бедняга Клокло! Когда я о нем думаю, мне так грустно! Стукнуло током… Ха-ха-ха…

Он так смеялся, что я с трудом удерживал табуретку.

— Довольно веселиться, подай-ка мне новую лампочку.

Из-под его пальцев посыпались искры. И наступила полная темнота.

— Уй-ё! Черт! — произнес он и потряс рукой, как будто хотел ее остудить. — Наверное, я что-то забыл. Но ведь я сам проводил электричество в этом доме. Не понимаю. Твоя бабушка, видимо, вызвала кого-то что-то поправить, он все тут перепутал — и вот вам, пожалуйста. От женщин ничего хорошего не жди.

Он мягко, пружинисто спрыгнул на пол. Достал откуда-то свечу и зажег.

— Да будет свет! — провозгласил он.

Басту вся эта ситуация чрезвычайно забавляла. Удобно усевшись и энергично виляя хвостом, он ожидал продолжения веселья.

— Скажи мне, Коко…

— Что?

— Тебе не кажется, что нам тут хорошо вдвоем? — спросил он, опускаясь на старый диван.

— Втроем! — поправил я и погладил Басту.

Он был прав. Мы походили на двух воришек-сообщников, в потемках забравшихся в дом. Двое воришек и их пес.

— Интересно, он хороший сторож? — задумчиво произнес Наполеон.

Как будто отвечая на его вопрос, Баста перевернулся на спину и подставил брюхо, чтобы его почесали.

— Сядь рядом, вот сюда, — велел дед, похлопав по дивану. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Голос у него был ласковый, немного прерывистый. Сердце екнуло, мне вдруг послышалась в его тоне какая-то беззащитность. Все в комнате говорило об отсутствии Жозефины, и я был уверен, что Наполеон тоже ощущает эту пустоту.

— Друг мой Коко, — вздохнул он, — некоторые люди все еще здесь, хотя мы их уже не видим.

Несмотря ни на что, он был спокоен. Я обратил внимание на то, что его большие узловатые руки легко лежат на коленях как широкие мягкие листья. От свечи лился умиротворяющий свет.

— До чего же быстро тают свечки! — прошептал дед, потом, удивившись собственным словам, встрепенулся: — Пятнадцать минут меланхолии истекли, хватит философствовать. А теперь — кто кого!

Мы церемонно уселись друг против друга. Сцепили руки, ладонь к ладони. Мускулы напряглись. Наши руки клонились то вправо, то влево. На лицах появились зверские гримасы. Дед сделал вид, будто крепко стиснул зубы, будто ему тяжело и я вот-вот его одолею. Но в тот момент, когда моя победа была совсем близко, а его рука оказалась в сантиметре от стола, он начал посмеиваться, что-то насвистывать, рассматривать ногти другой руки — и легко изменил ситуацию. Моя рука описала дугу, как стрелка на циферблате, и легла на стол с другой стороны.

В этот миг кто-то постучал во входную дверь.

— Ты кого-то ждешь? — удивился я.

— Никого. Пойди открой. А я тем временем поправлю пробки. Не дадут ни минуты посидеть спокойно.

Их было двое, одинаково одетых, с одинаковыми чемоданчиками.

— Дома кроме тебя никого нет? — спросил первый.

Зажегся свет, и за моей спиной появился дед. К моему великому удивлению, он впустил их и пригласил сесть за стол. Я заметил, что его кулаки опять сжались.

— Ni amuziĝos, Bubo! Ili ne eltenos tri raŭndojn! Vidu kion ili ricevos! (Давай повеселимся, малыш! Они и трех раундов не продержатся! Сейчас получат!)

Посетители вынули из чемоданчиков буклеты-гармошки и каталоги. Лицо у деда стало сосредоточенным, в глазах зажглось любопытство. Особенно его заинтересовали картинки.

— Посмотрите, — сказал один из визитеров, — это рельсовый подъемник, рельс крепится вдоль перил лестницы, и с его помощью можно без усилий подниматься наверх. Что-то вроде маленького персонального лифта. Хит продаж.

— Неплохо. А это что?

— Слуховой аппарат для слабослышащих людей.

— Какой аппарат? — переспросил Наполеон, оттопырив ухо.

— Слуховой аппарат для…

— Лоховой аппарат? Вы это хотели сказать? Вообще-то лохов здесь нет. Только иногда забредают всякие зануды.

Посетители незаметно переглянулись и попытались изобразить улыбку.

— Ну а это что такое? — спросил дед, ткнув пальцем в другую картинку.

— Лупы для людей со слабым зрением.

— Интересно. Скажите еще: чтобы рассматривать мерзкие рожи, вроде тех, что сейчас тут появились. А это что за штуковина? Вроде как для ребенка. Ходунки.

— Последняя модель из титана и карбона. Дисковые тормоза. Для людей с ограниченными возможностями передвижения. Вы ведь думаете о будущем?

— Вы это точно подметили: только о нем и думаю.

Торговцы расплылись в довольной улыбке.

— Конечно, Коко, мы о нем думаем! Bubo, ĉu vi kredas, ke li iras ĉe sia amantino! (Сейчас увидишь, они у меня схлопочут!)

Запал гнева задымился, оставалось подождать, пока пороховая бочка взлетит на воздух. Терпеливо. Как ждешь фейерверка.

— Итак, поговорим о будущем! — заявил один из продавцов. — И поговорим серьезно.

— Я сам расскажу вам сейчас о будущем — вашем будущем, — произнес Наполеон, сложил руки на груди и, прищурившись, уставился на них. — Причем на полном серьезе.

Оба мужика посмотрели на меня. Они поняли, что влипли. Я пожал плечами, показывая, что ничем не могу им помочь.

— Поговорим о вашем ближайшем будущем, мелкие засранцы: для начала вы прекратите нас запугивать. Теперь о вашем чуть более отдаленном будущем: вы получите в рожу. А пока что объясните мне внятно, кому предназначается вся это хрень?

— Людям по… как бы это сказать… Людям немного пожилого возраста, вот!

— Вы хотите сказать: старикам, так? — спросил дед, приподнимая бровь. — Выражайтесь яснее.

— Ну да… действительно, таким… как вы говорите.

Наполеон стал механически выбивать ногой дробь.