Файф-о-клок - Иржи Грошек

Однажды Бог создал Адама, а дьявол изобрел коммунальную квартиру. То есть обе стороны изрядно потрудились, чтобы этот подонок расплодился и чувствовал себя комфортно. Известные русские генетики – большевики – продвинулись еще дальше в области благоустройства и человеческих отношений. Они внимательно перечитали Библию и обнаружили интересные тезисы. Ну, например: «Всякой твари – по паре!» По этому принципу большевики сгруппировались и стали думать над остальными удобствами.

Однако о санитарных нормах в Библии не упоминалось, и пришлось выводить их самостоятельно. Ну, например – на восемь тварей один туалет, не считая цветочных горшков и остальных емкостей… Или на четыре чумазые пары – отдельная ванная комната, но совмещенная с универсальным тазом, чтобы твари подолгу там не засиживались в позе роденовского мыслителя. Ибо всякая туалетная философия имеет вредную тенденцию – сливать воду. А в принципах коммунального общежития этого не заложено. Как только тварь начинает сливать за собой воду, она переходит на новый уровень развития и пересматривает санитарные нормы. После чего чешет репу и возникает: «Тварь ли я дрожащая или право имею?!»

Сергей Павловитч прав не имел, и условных рефлексов тоже. Конечно, позывы какие-то были и даже реализовывались, но дернуть за ручку и запустить сливной механизм желания не возникало. Ну просто беда академика Павлова, а не человек! С одной стороны – методично бегает по звонку к телефонному аппарату, а с другой стороны – все физиологические процессы происходят с нарушениями. И какую тут докторскую диссертацию можно защитить?!

В коммунальной квартире, где проживал Сергей Павловитч, имелось три комнаты по правую руку и столько же – по левую. Если смотреть от входной двери в сторону кухни. А если под другим углом зрения, то по левую руку комнаты не хватало. Зато имелся встроенный шкаф с лилипутом, который исправно платил за эту щель как за комнату. И время от времени делал там ремонт и перепланировку. Лилипута звали Вениамин Кондратьевитч Кондрашов. Он трудился в часовой мастерской и слыл отчаянным педантом. Ровно в полночь Вениамин Кондратьевитч выскакивал из своего шкафа и верещал: «Угомонитесь, твари! Мне завтра на работу!» Ну форменным образом – часы с кукушкой.

За встроенным шкафом жила балерина. Если у вас в детстве не было ёжика или, хуже того, не было детства, то вы никогда не поймете, каково это – быть балериной. Потому что ёжики бегают как сволочи и цокают по паркету лапами. А балерина марширует, как па-де-де из балета «Лебединое озеро» или два эскадрона ёжиков на пуантах. «Обожаю балерин! Дын-дын-дын-дын-дын-дын-дын!» Теперь о детстве… Балерина готовила себе похлебку в кукольных кастрюлечках. У нее был целый кухонный набор из ассортимента Барби. Но по правде говоря, некоторых приборов не хватало, потому что их стырил лилипут, Вениамин Кондратьевитч, и не признавался.

Напротив балерины, как положено, обретался дворник. Который однажды нашел на помойке Канта и с тех пор находился под впечатлением от этой книги. «Есть две непостижимые вещи, – любил повторять дворник. – Бездонное небо над головой и категорический аперитив – внутри меня!» После чего выпивал две бутылки портвейна, и разговаривать с ним становилось неинтересно. Потому что дворник падал на спину и в полной прострации смотрел на небо. «Опять посреди коридора медитируете?!» – возмущалась балерина и прыгала через дворника, словно Эсмеральда, по дороге на кухню и обратно.

Следующим номером проживала Оленька. Вначале с Иваном Петровитчем, а позже – в двусмысленном положении. И хотя она часто повторяла, что муж у нее только для обстановки, но смириться с исчезновением «шифоньера» так и не смогла. В первый же день после пропажи Ивана Петровитча его Оленька внимательно просмотрела все мебельные каталоги, которые удалось достать. На второй день побывала в Эрмитаже и прошлась по антикварным магазинам. Однако Иван Петровитч как в воду канул… На третий день Оленьке показалось, что балерина зашкандыбала. А па-де-де из «Лебединого озера» сменилось на па-де-труа. «Ах ты коза!» – подумала Оленька и стала тщательней следить за репертуаром Мариинки, предполагая застукать Ивана Петровитча у балерины…

И наконец, в самой дальней комнате коммунальной квартиры обитал непонятный гражданин, к которому мы еще вернемся…