Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

руками в поясницу и, мерно раскачиваясь, продолжала свой нежный, скорбный плач. Вслушиваясь в него, все аксакалы во главе с Кунанбаем притихли и, потупив головы, замерли. Слова о безвременной смерти совсем еще юного, не пожившего ребенка и беспредельно печальный, хватающий за душу напев Айгерим растрогали и покорили всех. Рыдания, шедшие уже на убыль, вдруг возобновились с новой силой. Аксакалы и карасакалы плакали, как дети, и рукавами утирали слезы на глазах. Не выдержала и запричитала срывающимся голосом старая Улжан.

- Ойбай, жеребеночек ты мой, рано покинувший этот свет! - жалобно вскричала она.

Потрясая головами, лия горючие слезы, карасакалы и ак-сакали расплакались еще сильнее. И Абай, также сраженный скорбью по умершему ребенку и многими другими скорбями и печалями, случившимися в его жизни, и предчувствием неведомых еще потерь и утрат в будущем, бурно разрыдался.

Пение Айгерим траурного плача словно свело всеобщую печаль по умершему ребенку под один общий шанырак, и все почувствовали, что горе у них одно: смерть мальчика, так мало видевшего земную жизнь. И все плакали искренне, горько и безутешно.

После оплакивания настало время читать заупокойные молитвы из Корана. Когда они отзвучали, и в доме стало спокойнее, Кунанбай обратился к Улжан.

- Причитания по нашему внуку вполне можешь доверить своей младшей келин. Пусть она остается в твоем доме до сороковин, пока будут идти люди на жаназа. Пусть она проводит плачи по нашему маленькому Макулбаю.

Эти слова совпали с желанием самой Улжан. И в последующие дни Айгерим, находясь рядом с Абаем и сидя на скорбном месте возле Каражан, исполняла положенные по обряду плачи по умершему Макулбаю - вместо его родной матери.

2

Всю поминальную неделю Кунанбай оставался в доме Такежана, не возвращаясь в аул Нурганым. Эта задержка послужила причиной для тяжких наветов на кунанбаевскую токал, ибо в его отсутствие по-прежнему Базаралы оставался гостем дома, - Нурганым принимала его уже в отсутствие мужа. По аулам расползлись темные слухи, и хотя открыто ничего еще не было сказано, Оспан не знал, как обуздать свою неуемную ненависть и нетерпимость к Нурганым. Он ненавидел младшую жену отца с самого первого ее появления под шаныраком Кунанбая, и со временем противостояние Оспана и Нурганым, скрытое от посторонних глаз, все больше нарастало, а в связи с последними обстоятельствами дошло до края.

За несколько дней до этого Базаралы приезжал к Кунанбаю, чтобы приветствовать вернувшегося домой хаджи. Кунанбай же всегда выделял Базаралы из всех джигитов Тобыкты, оказывал ему знаки внимания, каких не удостоился перед ним никто из его детей и родственников. Между ними бывало всякое, но Ку-нанбай неизменно считал его одним из самых славных казахов нового поколения. При встрече Кунанбай расспрашивал джигита, как дела у его родителей, правда ли, что они испытывают нужду, и внимательно выслушивал ответы.

Самолюбивый и гордый Базаралы никому не жаловался на свою бедность, но он рассказал Кунанбаю о сиротах сосланного Балагаза: его старшие дети пошли в наемные батраки к состоятельным родичам, младшие бедствуют, не имея даже ежедневного молока. Сам Базаралы приехал в плохонькой одежде, на захудалом коне. Увидев это, Кунанбай велел передать в его аул пару дойных коров, пять жеребых кобылиц, чтобы они могли доить их все лето. Поручил Нурганым, чтобы она заказала сшить для самого Базаралы тымак и всю верхнюю одежду. Не забыл напомнить, чтобы заказали и кожаные кебисы у сапожника.

Так что у Нурганым не было причин чураться достойного сородича, которого сам муж привечал. Она так и сделала, как он повелел: немедленно приступила к заказам разной одежды для Базаралы, а он по-прежнему жил у них как почетный гость. Но тут случилась смерть мальчика, и Кунанбай немедленно отбыл на его похороны и поминки, Базаралы же остался в его доме, что и дало повод для подозрений и глухой ярости Оспана. Однако Нурганым, обладавшая ясным умом и здравым смыслом, понимала, что ей не надо обращать внимания на него, если распоряжения по дому даны самим хаджи. Не раз посторонние люди говорили ей о гневе и угрозах Оспана, но своенравная красавица на это отвечала лишь одним словом: «Бешеный!»

И вчера, отправляя Акылбая за охотничьей добычей, Нурга-ным хотела лишний раз позлить Оспана, посмеяться над ним, хорошо зная, что воспоследствует со стороны буйного и грубого кунанбаевского сынка. Вернувшийся Акылбай в точности подтвердил все ее предположения, рассказав, как нехорошо и нелепо поступил тот с племянником, который и знать не знал о тяжелой вражде между старшими родичами. Но и это не обеспокоило, а только развеселило Нурганым. Единственное, что задело ее, было откровенное выражение Оспаном своей вражды перед старшим братом, Абаем. Но тут она подумала: «Не может быть, чтобы Абай пошел у этого бешеного на поводу! Посмотрим!»

Прошло еще пару дней, и предел нарастающей злобе Оспа-на, казалось, наступил. Сегодня, ведя в поводу коня к водопою и проходя мимо отцовской юрты, он услышал, как Нурганым и Базаралы громко хохочут, потешаясь над какой-то шуткой. В темном бешенстве Оспан набросился на служанку из дома

Нурганым возле колодца, которая пришла за водой, и стал грубо прогонять ее:

- Убирайся отсюда, да поживее! Для Нурганым в этом колодце нет воды! Не позволю ей поганить свой колодец. Так и передай ей! И впредь, если кто подступит к колодцу за водой для Нурганым, - голову тому оторву!

И тут же, в присутствии замерших от страха и любопытства молодух, приказал своим джигитам, Масакбаю и Дархану: «Днем и ночью караулить колодец! Ни глотка воды не давать для Нурганым!»

Затем, осуществляя свое намерение, Оспан и на самом деле весь день маячил возле колодца, не позволяя никому из дома Нурганым взять воды. Сел на землю, положив рядом тяжелую толстую камчу. А то вдруг вскочил на своего гнедого коня и, выкрикивая страшные угрозы, стал разгонять целую толпу женщин из аула Нурганым, решивших штурмом брать колодец. Кое-кого из них даже огрел плетью.

Вечером заметил двух женщин, которые на верблюде везли в бочке воду, набрав ее в реке, до которой было не так уж и близко. Оспан подскакал к ним и велел слить воду из бочки, прямо с верблюда. При этом передал Нурганым салем: «Капли воды не получит. Пусть лучше сдохнет