Момент - Дуглас Кеннеди

Прошло несколько часов — будильник на моей тумбочке показывал пять двадцать утра, когда я открыл глаза, медленно возвращаясь в реальность. В моих объятиях была Петра. Она лежала рядом со мной и крепко спала. Я приподнялся на локте и просто смотрел на нее, думая: какая же она красивая. Я вспоминал последние незабываемые часы, каждое их мгновение, как, поднявшись наверх, она сразу притянула меня к себе. Мы предались поцелуям с такой страстью и яростью, что были похожи на любовников, разлученных на годы и истерзанных долгим ожиданием воссоединения.

Содрав с себя одежды, мы, не отрываясь, вслепую, прошли в спальню. Как только мы оказались в постели, она обхватила меня ногами, чтобы впустить в себя как можно глубже. Она держала в руках мое лицо и смотрела на меня с таким желанием и призывом, такой надеждой и страстью, что я тотчас выпалил то, что уже знал, чувствовал с той самой минуты, когда впервые увидел ее:

— Ich liebe dich.

— И я люблю тебя.

Эти слова прозвучали шепотом, словно мы обменивались клятвами. Медленно, осознанно и проникновенно мы занялись любовью. Желание нарастало, и мы уже не могли сдерживаться, страсть выплеснулась через край, стала неуправляемой. Это была любовь на пике, полное слияние душ и тел.

Потом мы лежали, сплетенные, глядя друг другу в глава, одурманенные, шокированные сознанием того, что, наверное, все в наших судьбах изменилось.

— О, моя любовь, — шептала она, задыхаясь в моих объятиях. — О, моя любовь…

— Я твой, — шептал я в ответ, покрывая ее нежными поцелуями.

Она зарылась лицом в мое плечо и всхлипнула.

— Все хорошо, — сказал я, крепче прижимая ее к себе. — Обещаю тебе, теперь все будет хорошо.

— Ты не можешь знать… даже представить не можешь… — сдавленным голосом произнесла она.

— Что, любимая?

— Когда я исчезла вчера вечером, я долго бродила по улицам, и мне было так страшно…

— От чего?

— Я испугалась, что потеряла тебя из-за собственной глупости. Что не могу принять счастье, которое возможно с тобой.

— Но этот страх… он вызван…

— Многим. Со временем я объясню тебе. Но сейчас… пожалуйста… я просто хочу остаться в настоящем. Восхитительном и невероятном. С тобой. Поэтому обними меня как можно крепче, сегодня я хочу спать в твоих объятиях… и завтра, и следующую неделю, и через месяц, и через год, и через десять лет, и до скончания века…

— К началу следующего века ты проспишь в моих объятиях больше шестнадцати лет. Мне нравится эта идея.

— Я люблю тебя, Томас.

— Я люблю тебя, Петра.

Она приподняла голову, подарила мне глубокий поцелуй и снова легла на подушку. Когда мои руки сомкнулись вокруг нее, она закрыла глаза и быстро уснула.

Я тоже заснул, опьяненный и утомленный сумасшедшей стремительностью последних часов. Приник губами к ее затылку и погрузился в потусторонний мир ночи.

А потом наступило утро, пять часов двадцать минут, — и снова момент замешательства, когда я не мог понять, где нахожусь, пока рядом не шевельнулась во сне Петра. Приподнявшись на локте, я просто смотрел на нее, и мысли мои путались. К первой настоящей любви невозможно подготовиться, она настигает тебя подобно урагану — и счастье, если это произойдет в твоей жизни. Ты попадаешь в другое измерение, где все кажется возможным, — и ничто не может омрачить твоего счастья. И мое американское нутро — здоровое крепкое начало, взращенное на лозунге «я все могу», привыкшее сметать все преграды на пути к цели, — убеждало меня в том, что, какие бы испытания и муки ни выпали на долю Петры в прошлом, теперь я обязательно сделаю ее счастливой. Я буду принадлежать ей полностью и безраздельно. Я не позволю ей снова испытать одиночество. Я успокою ее страхи и заслужу ее доверие. Я буду для нее единственной и твердой точкой опоры в этом непредсказуемом мире. Я буду ее мужчиной.

Да, если хотите, я пребывал в экзальтации, совершенно по-новому воспринимая жизнь. Петра спала такая счастливая, так доверчиво прижималась ко мне, казалась такой родной, что, глядя на нее, я поразился тому, насколько другим стал я сам. Настолько, что хотел отдать ей все, а не только себя. Да, все произошло так внезапно, так бурно, подобно удару грома, но наша любовь родилась в момент инстинктивного осознания правды. Я знал. Как знала и Петра. Впервые в своей жизни я понял, что такое уверенность. Можно вечно искать человека, предназначенного тебе судьбой. И в процессе этих поисков соглашаться на компромиссы — разумные или катастрофические, загоняющие тебя в тихое отчаяние или ограничивающие твои горизонты. Но когда и если ты сталкиваешься лицом к лицу с человеком, который может вознести тебя на вершину счастья, тогда ты должен разбиться в лепешку, лишь бы его не потерять. Потому что это твой момент, твой час — а он бывает лишь однажды во вселенной времени, которую мы называем жизнью.

Прошло с полчаса, и я осторожно выбрался из постели, собрал промокшую одежду Петры, разложил ее по всем батареям, чтобы просохла к тому времени, как она проснется. Зайдя в ванную, снял с крючка свой халат и мельком увидел себя в зеркале. Признаюсь, я не из тех, кого приводит в восторг собственное отражение. Однако в то утро на моем лице светилась улыбка — глуповатая, недоуменная, но счастливая.

Я вернулся в спальню, оставив халат на стуле у кровати с той стороны, где спала Петра, на случай, если она проснется первой. Потом снова забрался под одеяло, возвращая ее в свои объятия.

— Это ты? — пробормотала она, полусонная.

— Я.

— Иди ближе…

Меня не надо было уговаривать, и, когда наши тела соприкоснулись, мы снова погрузились в сон.

Проснулся я от тихо звучащего голоса. Сквозь жалюзи струился свет, и часы на прикроватной тумбочке показывали одиннадцать двадцать. Голос стал более отчетливым, когда мое сознание прояснилось и смогло вместить в себя окружающий мир. А вместе с ним и запах свежего кофе из кофеварки. Я был в постели один, поскольку Петра была на кухне, где и напевала себе под нос; песня была на немецком и показалась мне смутно знакомой. Я оторвался от подушки, чувствуя себя невероятно отдохнувшим и — это было для меня внове — по-настоящему счастливым.

— Доброе утро, любимая, — сказал я.

Петра — в моем халате — зашла в спальню. Она как будто светилась, а ее глаза лучились счастьем.

— Доброе утро, любимый, — сказала она, обнимая меня и падая на кровать рядом со мной.

Наш поцелуй был долгим и глубоким. Я стянул с нее халат, и мы снова занялись любовью. На этот раз мы двигались еще медленнее, с чувственной раскованностью, испытывая неизъяснимое интимное удовольствие от физического слияния наших тел.