Смерть клерка - Фиона Кэмпбелл

— Говори громче, не слышу!

— Землетрясение, — повторил Кэндзи и вдруг схватился за голые руки девушки, потому что пол изогнулся еще больше.

Приняв этот жест за объятия, девушка издала смешок, превратившийся в визг, когда Кэндзи вырвало на нее и на барную стойку. Все обернулись. Откуда ни возьмись появились вышибалы, подхватили Кэндзи под руки, выволокли из бара и спустили по лестнице. Плащ и дипломат швырнули следом, а фикус, посовещавшись, решили оставить себе.

— Пожалуйста, — взмолился Кэндзи, заползая на ступеньки, но путь ему тут же преградили. Поняв, что протестовать бесполезно, он с трудом влез в плащ, подобрал дипломат и поплелся к станции «Роппонги». По дороге ему пришлось еще раз остановиться, чтобы снова сблевать — на этот раз в придорожную канаву.

Кэндзи стоял посередине платформы, слегка покачиваясь. Ему нужно было добраться до станции «Токио», а оттуда на последнем скоростном поезде — до Уцуномии, всего сто километров. Через несколько минут подошел поезд. Кэндзи, пошатываясь, забрался внутрь и удачно упал на свободное место у двери. Освободив желудок, он почувствовал себя лучше, но тошнота сменилась головной болью и нестерпимой жаждой. Ища в карманах обезболивающее, которое можно проглотить без воды, Кэндзи обвел взглядом вагон. В начале и в хвосте люди сидели и стояли довольно плотно, а посередине, рядом с Кэндзи, кроме него был только один мужчина. Через пару секунд стало понятно, почему.

От мужчины разило немытым телом и еще чем-то химическим. Запах напомнил Кэндзи футон, на котором он спал во время медового месяца в осакской гостинице. (На вопрос, чем это пахнет, хозяин коротко и тихо ответил, что матрац обрызгали средством от клопов). Волосы у бомжа свисали до плеч и были бы, наверное, еще длиннее, если бы не сбились на концах в покрытые пылью и перхотью колтуны. Лицо покрывала толстая серая пленка, уголки рта были в коростах. Под длинными заострившимися ногтями чернела грязь. На бродяге были муслиновые штаны, подвязанные на щиколотках и на поясе бечевкой. Бомж что-то бормотал, тряс головой и махал в воздухе рукой, словно отгоняя муху. Потом наклонился вперед, открыл рот и сплюнул на пол вагон плотную бесцветную слюну.

— Чего уставился?

Кэндзи, сообразил, что все это время, не отрываясь, разглядывал бомжа, резко отвернулся, но было поздно.

— Чего уставился? — спросил тот громче. Несколько пассажиров встревожено посмотрели на него. — Никогда не видел человека, от которого отвернулась удача? Ну, чего молчишь?

Извинившись, Кэндзи поднялся с места, направляясь к двери. Ему нужно было выходить на следующей остановке, и он мысленно уговаривал поезд ехать побыстрее. Но бомж тоже встал и, громко бормоча, двинулся к Кэндзи, обдавая его вонью, от которой рвота вновь подступила к горлу. Через минуту, показавшуюся вечностью, чернота за окнами вагона сменилась огнями станции, и Кэндзи выпрыгнул на платформу, как только открылись двери, молясь про себя, чтобы бомж не последовал за ним. К счастью, тот лишь крикнул из вагона:

— Я был таким же, как ты. У меня тоже была работа, семья и дом. А посмотри на меня сейчас. Они забрали все. Все до последней капли. И с тобой могут сделать то же самое. Берегись. С тобой могут сделать то же самое…

Дрожь в руках не унялась, даже когда Кэндзи сел на скоростной поезд до Уциномии и за окнами потянулись грязные стены высотных зданий. Над головой тянулись в разные стороны переплетения проводов. Внезапно протрезвев, Кэндзи разглядывал через окно черное ночное небо, проколотое не звездами, а неоновыми огнями, освещающими рекламу пива, ресторанов и баров. Он закрыл глаза, а когда открыл, увидел, как из окна на него смотрит мужчина. Сначала Кэндзи не узнал его — усталый, постаревший, осунувшийся, а он-то все еще считал себя молодым. Сорок, да… Но ему всегда говорили, что он выглядит моложе своих лет. Так оно и было. До сегодняшнего дня…

Ами, жена Кэндзи, однажды призналась, что выбрала его из остальных поклонников за внешность. Они начали встречаться, когда Кэндзи поступил на работу в «Эн-би-си», но Ами мечтала о более перспективном мужчине. Несколько лет спустя, когда им обоим было по двадцать пять, Ами все еще не нашла человека, соответствующего ее высоким запросам. Будущее Кэндзи в то время выглядело неплохо, и после длительной помолвки они, наконец, поженились. Накопив достаточно денег, чтобы взять кредит на приобретение квартиры, родили близнецов. В день свадьбы Ами сказала ему:

— Я выбрала тебя, потому что ты неплохой парень и стремишься к большему в жизни. А еще у тебя хорошая кожа, и ты будешь стареть красиво.

Она не хотела представлять себя стареющей рядом с одышливым седым стариком, который не может и одного лестничного пролета пройти, не запыхавшись.

На станции «Уцуномия» не было ни души, кроме одинокого охранника. Сегодня безлюдность казалась зловещей. Кэндзи прошел через турникет, мимо темных кафе и магазинчиков с опущенными жалюзи. Даже ребята, которые обычно танцуют брейк-данс в шлемах и наколенниках под музыку, рвущуюся из огромного стереомагнитофона, разошлись по домам.

Кэндзи быстро дошел до квартиры, погруженной в темноту. Не включая свет, пробрался в спальню. Ами спала, посапывая, в счастливом неведении. Кэндзи разделся и нырнул в постель рядом с женой. Она забормотала что-то, зашевелившись, не просыпаясь. Кэндзи захотелось дотронуться до нее, захотелось, чтобы она его обняла… Но они почти забыли, как это делается. Потом он подумал, не разбудить ли жену, не рассказать ли все о работе, однако, представив ее реакцию, просто вытянулся на матраце, уставившись в потолок и стараясь не обращать внимания на расползающуюся в душе пустоту. Только в три часа, убаюканный равномерным дыханием жены, Кэндзи наконец-то заснул.