Нэпал - верный друг. Пес, подаривший надежду - Джейсон Морган

Следующее испытание, к которому я отчаянно готовился, — полуторакилометровая дистанция. Мелисса беспощадно тренировала меня, и во время квалификационного заезда мне удалось занять седьмое место. Я полон энтузиазма и рвусь к победе. Я надеюсь хотя бы на бронзу, но дистанция довольно трудная.

Это вдвойне тяжело, потому что я соревнуюсь с людьми, у которых ампутированы обе ноги. Следовательно, их тело весит на тридцать-сорок фунтов меньше. Более того, если обе ноги ампутированы, чувствительность в мышцах над ними вполне может сохраниться. Тогда мышцы таза, пресса и нижней части спины помогают управлять коляской. А мне эти мышцы не служат. Вся работа выполняется руками и плечами.

Мой главный соперник находится в более выигрышном положении. Это военный из пехоты, и во время квалификационных состязаний я слышал из разговоров, что он проезжает марафоны. Мы на высоте шести тысяч футов, и воздух здесь разреженный. Перед нами четыре отрезка по четыреста метров, и я знаю, что должен их преодолеть.

Выстрел сигнального пистолета. Три человека вырываются вперед на бешеной скорости, тот парень — впереди всех. Стараясь не отставать, я думаю: «Черт возьми, они ведь не смогут все время сохранять такую скорость?»

К концу второго отрезка я понимаю, что не успею догнать тройку лидеров. Если продолжать попытки, то я могу и до финиша не доехать, а это будет уже позор. Я решаю, что буду ехать в своем темпе, — выбора у меня нет. К концу четвертого отрезка дистанции у меня горят плечи, я весь мокрый от пота. Парень из пехоты огибает меня и едет дальше. Я чувствую себя униженным. На этом последнем отрезке я выкладываюсь полностью. Троица впереди пересекает финишную черту. Победителю удалось преодолеть дистанцию за неполных четыре минуты. Это безумно быстро. Я приползаю на финиш с отставанием в целых две минуты.

У меня четвертое место, а это означает, что медали не будет. Чувство такое, как будто я сделал все возможное и даже больше, но что мне это дало? Ничего. Измученный болью, я еду в конец поля и останавливаюсь. Нервы на пределе. Я чувствую стыд и опустошенность. Закрыв лицо руками, я вдруг начинаю плакать. Странно. Обычно я держу эмоции при себе. Этому меня научили на службе. Не понимаю, почему на меня так действует это поражение.

Может быть, дело в том, что я подвел себя. И свою команду. А значит, и всю авиацию. Мои мать и отец, сестра, племянник и племянница все отложили, чтобы посмотреть на гонку, а я не смог выиграть медаль. И в этот момент я вижу, как Нэпал бежит ко мне. Он был с Мелиссой, но ужасно соскучился. Наверное, он вырвался от нее и помчался ко мне, потому что… потому что он все знает. Мой пес точно знает, как мне сейчас плохо.

Я низко, почти до колен склонил голову, но Нэпала этим не остановить. Он просовывает морду между моим лицом и ногами: «Эй, приятель, пусти меня к себе! Я хочу быть рядом!»

Нэпал не облизывает меня, не ласкается, просто стоит рядом, щека к щеке. Я обнимаю его, и мои слезы падают на его красивую морду. Так хорошо, что он рядом. Несколько долгих секунд мы не двигаемся, общаясь без слов, и мой пес, как всегда, говорит мне: «Я здесь, с тобой, друг. Ты хорошо выступил. Хорошо. Я здесь, с тобой, и всегда буду с тобой».

Я слышу эти слова так же ясно, как если бы он произнес их вслух, мне на ухо. А потом тон меняется: «Почему ты не разрешил мне тянуть твою коляску? Ты просто потрясающий, прекрасный чертов упрямец-человек! Я бы выиграл для нас этот забег!»

Если бы я разрешил ему — если бы правила это допускали, — Нэпал притащил бы меня к победе. При необходимости он бы отбуксировал меня в ад и обратно. И в тот момент я кое-что понимаю. Это как вспышка молнии, несущая откровение. Да, я не выиграл. Но, черт возьми, у меня лучший в мире боевой товарищ, лучший друг, которого только можно желать! И этот миг, эта простая истина для меня дороже любой победы.

Я так и говорю Нэпалу и собираюсь с силами, чтобы поднять голову и осушить слезы.

Удивительная вещь: на Играх воинов только у меня есть пес-помощник. Кажется, почти никто из ветеранов-инвалидов не знает о существовании таких собак. Мы с Нэпалом долго рассказываем об СПНВ, и для меня становится еще очевиднее, что эта информация необходима людям.

Парни восхищаются, видя, как Нэпал открывает мне дверь и вызывает лифт. Да, мы с моим псом просто обязаны быть представителями СПНВ. Я звоню Кори Хадсону, директору СПНВ, и рассказываю о своем опыте. Мы решаем, что нужно действовать. Он предлагает поездку в Вашингтон, чтобы лоббировать решение Конгресса: если Управление по делам ветеранов будет сообщать о помощи, которую могут оказывать собаки, это будет хорошее начало.

Я знаю, как одному псу удалось перевернуть целую жизнь. Представьте, что могут сделать другие собаки для всех этих ребят!

Моя фотография в гоночной коляске появляется на обложке «The Airman», журнала авиации США, с заголовком «Нет ничего невозможного». После письма, в котором сообщалось об отстранении от службы, у меня такое чувство, как будто я наконец принят обратно. Может быть, я уже не буду служить и прыгать с парашютом, но это не означает, что я не могу приносить пользу.

После статьи в «The Airman» меня приглашают посетить мое старое подразделение на базе ВВС имени Кислера, где я когда-то провел год в метеорологической школе, готовясь стать военным метеорологом. Я отвечаю, что с удовольствием навещу их. Я предполагаю, что меня пригласили для встречи с несколькими старыми друзьями.

Но все далеко не так.

Сопровождающие обходят со мной школу, а потом приглашают в столовую эскадрильи. Она полна курсантов. Все при полном параде. Там почти весь набор этого года. Курсанты встают, вытянув руки по швам. Я удивлен и растроган оказанной мне честью.

Меня просят рассказать о службе, о полученных травмах. Я стараюсь больше говорить о жизни-с-Нэпалом. И все просто умирают от желания познакомиться с моим псом.