Комерс. Тем, кто не дожил - Ефим Дикий

Удивительная штука: к методике «сдаем только славянам!» в Иваново пришли как бы не пораньше, чем в Москве, причем в куда более жестких формах. Уж поверьте: испытано на собственной шкуре.

После того как окончательное решение «хата нужна» было принято, квартиру мы искали недели три. Свободное от деловых переговоров время тратили на разъезды по Иваново – причем бестолковые и однообразные.

– Добрый день! Это мы вам звонили. Ну помните – «два интеллигентных москвича снимут квартиру».

– Э… Извините, квартира уже не сдается.

– Как же так, мы же два часа назад звонили!..

– Ну, в общем, мы ее уже сдали, до свидания.

И так – с завидным постоянством. В какой-то момент я разозлился и начал расспрашивать в лоб:

– Слушайте, вы нас что, за кавказцев принимаете? Неужто не видно, что не кавказцы?!

– Ммм… Нет, не видно.

– Граждане, да имейте совесть! Евреи мы, евреи!..

– Знаем мы, какие вы евреи! В общем, не сдается квартира, идите уже!

Смешно? Ну в общем, да. Замечу, что речь не шла о каком-то неожиданном антисемитизме, – нас совершенно натурально принимали за «лиц кавказской национальности». Конечно, людей тоже можно понять: приходят два архаровца, оба – брюнеты и бородатые. Еще и неместные, с Москвы этой самой. Кто же они, если не кавказцы, в самом деле?

При этом любые объяснения насчет отсутствия акцента, само собой, тоже не очень канали. Ивановский «якающий» говор настолько отличается от московского, что для местных ушей москвич по-любому разговаривает «не так», – какие уж тут объяснения насчет акцента!

Из сказанного можно сделать вывод, что жители города вообще в жизни не видели живого еврея. Это как раз вряд ли: судя по плакатам и вывескам, община в Иваново существовала, причем проявляла немалую активность. Но похоже, что квартировладельцы как-то не отождествляли сей факт с приходом к ним на дом бородатых чужаков с большими носами. Такое вот парадоксальное мышление встречается иногда в российской глубинке.

– Блядь, Женя, так мы хату никогда не снимем! – Очередной пролет вызверил меня окончательно. Мы сидели в гостиничном номере и мрачно разглядывали местную «Из рук в руки».

– Ну общем, да. Как-то нас здесь недолюбливают, я бы сказал.

– И более того. Я лично позориться больше не намерен! – С этими словами в урну была отправлена здоровенная пачка рекламных изданий, по объявлениям из которых мы и производили провальные визиты.

– Постойте, зачем вы выкидываете?.. – замахал руками Иванов и попытался вытащить газеты из помойки. Я его еле оттащил, даже слегка запыхался. Не люблю применять физическую силу, но и злить не надо.

– В общем, так. Прекращаем страдать херней – и завтра же бухаемся в ножки Альберту. Комбинат большой, а ткачихам зарплату задерживают.

– Но мы же обсуждали, что это политически неверно!

– Да по хрен мне такая политика! Тем более что у Карнеги помните чего написано? Если ты о чем-то человека просишь, он считает, что делает доброе дело. Через это гордится собой и лучше относится к просящему.

– По-моему, в России теории Карнеги не работают. Особенно в провинции.

– Будем считать, что на сей раз работают, и вполне. По крайней мере в гостиницах этих гадских я больше селиться не интересуюсь.

С теоретической точки оба оказались разом и правы, и не правы. Альберт Федорович выслушал нас совершенно индифферентно, после чего отправил к бухгалтерам. Эти добрые женщины не торопясь, но взялись за дело, и еще через пару недель мы радостно осваивались на новом месте, в пяти шагах от комбината.

И между прочим, аккурат напротив принадлежащего ему общежития. Только не думайте, что сейчас начнутся смачные истории на тему «как к нам девки ивановские через дорогу бегали». Не было такого, врать не буду. Да и вообще: как-то у меня с личной жизнью в Иваново и Ивановской области не сложилось; друзья, узнав об этом, до сих пор смеются.

Скорее всего срабатывал, что называется, cultural gap. Застенчивостью я по тем временам не страдал, но при общении с дамами надо по идее им что-то сообщить – не сразу же в койку тащить. То есть можно и сразу, конечно, – но для этого надо крепко выпить. А много пить нельзя: ранним утром (такая уж странная традиция) очередные переговоры с камвольщиками, на которые я и без всяких пьянок еле просыпался. С обычным московским режимом встреча в десять, а то и в девять утра – это за гранью добра и зла, и вот только еще перегара в этой ситуации не хватало! Так что насколько все хорошо с личной жизнью было по месту жительства, настолько плохо (а точнее – никак) в командировках. Трезвый, угрюмый, молчаливый – в общем, местным девушкам такой кавалер был категорически не по вкусу. Попытки «сломать фишку» один раз закончились в кинешемской милиции, а второй раз – пожалуй, еще веселее.