Несовершенные любовники - Пьеретт Флетьо

И потом, я не переставал думать о королевской кровати в нью-йоркской квартире, о женщине, которая расхаживала по спальне с телефонной трубкой у уха, то огибая белоснежную кровать посредине комнаты, то подходя к огромному, на всю стену, окну, то возвращаясь к кровати, снова огибая ее, затем, закончив разговор, ложась на край кровати и сбрасывая туфли. Я не раз видел, как она сбрасывала свою обувь, входя в студию к близнецам — туфли разлетались в разные стороны, а она с удовольствием разминала затекшие ноги. Я думал об этой женщине, что вытянулась на кровати, расстегнув юбку, чтобы та меньше давила на тугой загорелый живот, представлял, как она тихо сопит, иногда поскуливая во сне, словно щеночек, в полном неведении о том, что под кроватью прячутся две переплетенные тени, которые бесшумно ползают, извиваются, прыгают, вертятся, чтобы не разбудить ее. И она спит спокойным сном, а ее колготки, которые она стянула и небрежно бросила на кровать, потихоньку спускаются до самого ковра, и вот уже две ручки тянутся к свисающему краю колготок и, уцепившись за них, с едва уловимым шорохом тянут по ковру на себя, пока те не исчезают, словно проглоченные спрятавшейся под кроватью тенью. Ее крепкое тело лежит в самом центре кровати, ноги раздвинуты, дыхание ровное и умиротворенное, а те двое под кроватью в полном безмолвии и почти кромешной тьме возятся с длинной тряпкой, которую без устали скручивают и раскручивают, а потом делают ту необычную вещь, как они ее назвали.

Я был единственным человеком, которому они рассказали эту историю. Сцена с королевской кроватью постоянно жила в моей памяти, расцветая новыми подробностями, прибавлявшимися по ходу соединений наших с близнецами планет. Я был единственным свидетелем той сцены, и иногда мне даже казалось, что я на самом деле лежал вместе с ними под кроватью, на которой спала госпожа Ван Брекер и под которой затерялся большой коричневый конверт, и что я, как всегда, находился немного в стороне, присматривая за ними, и, может, именно я ослабил душивший их узел, когда они зашли слишком далеко в своих смертельных играх. Я восставал: «Стоп, это невозможно, мы же разного возраста!» А они мурлыкали: «В том-то и дело, Раф, ты же старше и мог следить за нами». Их разговоры все время крутились вокруг обросшей мифами истории, где смешалось возможное и невозможное, то, что произошло до нее, и то, что случилось после, то, что было на самом деле, и то, что могло произойти. С помощью розового чулка они сплели себе кокон, который плыл по океану времени, он стал для них духовным прибежищем, тайну которого они открыли только мне, но я знал, что они продолжают в нем прятаться, возможно, гораздо чаще, чем я догадывался, и они поймали меня тем самым чулком, потянув на себя, — так я попал в их кокон и выполнил предназначенную мне миссию.

Итак, на пороге студии стояла Камилла в белом бальном платье, в котором она была на Балу колыбелей, и я подумал, что госпожа Ван Брекер заехала за ней, чтобы отправиться на какую-то премьеру в Оперу. Я застыл в нерешительности: бежать или остаться? Сбежать в свою розовую норку или остаться, поприветствовать госпожу Ван Брекер, которая, как всегда, упадет в кресло и, энергично болтая ногами, сбросит свои туфли. «Останьтесь со мною, Рафаэль, пока Камилла собирается». И вот я усядусь на ковер рядом с ней, словно маленькая собачонка, покачивающая головой в ритм болтовне своей хозяйки, радуясь ее присутствию и возможностью любоваться ее крепкими и стройными загорелыми ногами. Лео с Камиллой часто сидели, прижавшись к груди моей мамы, а я был неравнодушен к ногам их матери и имел полное право созерцать их. А потом, возможно, госпожа Ван Брекер задаст мне один из своих шокирующих вопросов, но теперь-то я научился, как не отвечать на них. Мне нужно было просто дождаться, когда она станет рассказывать о проблемах кого-нибудь из своих знакомых, полагая, что эти проблемы похожи на мои, сделает вывод из этой истории, как всегда, прагматичный и оптимистичный, и я буду рад заразиться ее жизненной силой, стать ей ровней, превратиться в одного из тех, кто легко решает любые проблемы, никогда не сгибается, потому что он король на земле. И наш разговор закончится привычной фразой: «Правда, прикольно?» И я согласно кивну головой, так как мне в эту минуту всё в самом деле будет казаться прикольным: переживающая за меня мамаша, мои долги, моя не блещущая успехами учеба, мое будущее, упирающееся в глухую стену, любовные сеансы близнецов, — всё это очень прикольно.

Мне хотелось увидеть госпожу Ван Брекер, голые ноги госпожи Ван Брекер, но платье Камиллы подавало сигнал тревоги, ее платье так и кричало: «Беги, Рафаэль, беги!» Что-то зловещее носилось в воздухе, и я словно слышал свою бабулю с Карьеров: «Гадко все это закончится».

Камилла обычно носила только джинсы и майки, и я ни за что не догадался бы об их крутизне, если бы не видел их в женских журналах, валявшихся по всей квартире, и не сопровождал ее в известные бутики. Я почти не замечал разницы между бесчисленными моделями, которые она мерила, но, удивительно, на ее грациозной и в то же время атлетической фигуре они все смотрелись по-разному, — менялась не только она, но и ее жесты, аура, как меняется свет в течение дня. Я не мог отказаться ни от одной из этих Камилл, и мы брали всё. Джинсы и маечки делали Камиллу моей, длинные бальные платья отдаляли ее от меня.

— Твоя мать здесь?

— Анна здесь.

— Уже?

— Лео захотел встретиться с ней.

— Зачем?

— Ты прекрасно знаешь!

— Нет, не знаю.

— Значит, ты не хочешь?

— Чтобы Лео рисовал ее?

— Чтобы он переспал с ней.

— Но Лео этого не хочет!

— Это ты не хочешь!

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты влюблен в нее.

— Я не влюблен в нее.

— Тогда докажи это, уступи ее Лео.

Мы стояли с ней на лестничной площадке, у дверей в студию. Холодная и разгоряченная, бледная и раскрасневшаяся, прямая как палка, словно под ее бальным платьем было спрятано не гибкое девичье тело, а холодный стальной штык, она смотрела на меня, сверкая от злости зрачками, и внутри у меня закопошились гадкие змеи, дыхание остановилось, я не мог выдавить из себя ни звука. Но как же Анна, кто думал об Анне?

— Докажи это, — упрямо твердила Камилла.

Оттолкнув Камиллу, я вошел в спальню, в которой было ужасно душно и темно, подошел к окну и резким движением распахнул его. Лео сидел на кровати рядом с Анной.

— Закрой окно, — сказала Камилла.

— Здесь нечем дышать.

— Закрой.

— Нет!

— Анна хочет заняться любовью.

— Оставь, — тихо произнесла Анна.

— Как хочешь, — отозвалась Камилла.

Окно находилось в нескольких шагах от кровати, на которой сидели Лео и Анна. Анна встала и шагнула ко мне, Лео вскочил вслед за ней, как вдруг Камилла оказалась между мною и Анной, потом Лео между Камиллой и Анной, мы кружились вокруг кровати в странном вальсе, пока Камилла не схватила меня за руку и не сунула в нее дневник сеансов. «Идем!» — приказала она, и я покорно сел в золотистое кресло, положив тетрадь на колени, а Камилла встала за мной, обвив мою шею руками. Лео снова присел на кровать.