Танго блуждающих (сборник) - Жанна Ложникова

Еще издали Барабашкин увидел ту самую березу, поверженную стихией. Верхушка ее была заметена снегом, но средняя большая часть ствола возвышалась над сугробом, образуя своеобразную скамью, на которой сидела Липа. Рядом, устремив свои острые носы в небо, торчали лыжи. Липа сидела спиной к Барабашкину, ее взгляд был устремлен вниз: с сопки, на которой они находились, хорошо был виден весь поселок.

– Что тебе нужно? – спросила она, не оглядываясь.

– Ничего, – растерялся он.

– Врешь! Зачем ты пришел сюда? Кто тебе сказал? – Она вскочила на ствол березы, развернувшись к Барабашкину лицом. – Ты решил окончательно отравить мне жизнь?

– Да нет же. – Барабашкин подошел ближе, ступая широкими охотничьими лыжами, доставшимися ему от отца, по проторенной ею лыжне. – Я изменился. Я больше не…

– Поздравляю, только что мне с этого? – Она встала на лыжи.

– Зачем ты, я же только добра… я же защищать тебя могу…

– Защищать? – Она зло улыбнулась. – Добра хочешь? Раз так, сделай милость – оставь меня в покое! И никогда, слышишь, никогда не подходи ко мне! Мне не нужна тень! – легко оттолкнувшись палочками, она вихрем спустилась с сопки, оставив Барабашкина, полного смущения и недоумения, позади.

Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя. Зло выругавшись, сверкая глазами, он ринулся с сопки, остервенело работая руками, едва удерживая равновесие. Ветер свистел в ушах, когда он спускался вниз. Он быстро нагнал Липу – та, видимо, не ждала погони, стояла, любуясь тонким, как паутина, березовым лесом, когда он сбил ее с ног.

Первое, что увидел Барабашкин, открыв глаза, было ее лицо, точнее, губы, которые прошептали: «Ненавижу!» Лицо он увидел, слегка отстранившись. Он лежал на правом боку, она на левом. Они лежали лицом друг к другу.

– Ты сломал мои лыжи, – процедила она сквозь зубы, уткнувшись в бездонную синеву неба.

– Больше я, надеюсь, ничего не сломал? – Он разглядывал ее профиль.

– Думаю, нет. – Она протянула к небу руки, разглядывая варежки.

– Извини.

– Чего ты хочешь? – Она сложила руки на груди.

Он растерянно заморгал глазами.

– Я не могу тебе вернуть твоего отца.

– И не надо. – Он сел и принялся ослаблять крепление.

– Так что же ты хочешь?

– Не знаю. Может быть, прощения.

– Прощения? – Она поднялась, пошатываясь, скинула с валенок обломки лыж, и сразу же ноги ее ушли глубоко в снег.

– Я был не прав. Я не должен был…

– Да брось. Я, наверное, вела бы себя так же.

– Что?

– Не у одного тебя проблемы. Забудь. – Липа двинулась в сторону поселка, рассекая снег ногами, как речную гладь.

Барабашкин, подобрав ее и свои палки, схватив свою чудом уцелевшую пару лыж, последовал за ней:

– Значит, ты не злишься больше?

– Нет.

– Простила меня?

– Угу.

– А…

– Тебе этого не достаточно? – огрызнулась она.

– Достаточно, – буркнул он.

Больше они не сказали друг другу ни слова – так и шли молча до самого поселка, а там их дороги разошлись: Липа пошла в одну сторону, Барабашкин в другую.