Лица - Джоанна Кингсли

— Она ворует мои рецепты, — произнесла Соня, откусывая лимонный пирог. — Ну, ничего, я люблю свою готовку.

— Наверное, все кажется еще вкуснее, если работу за тебя делает другой, — поддакнула Жени, вся светясь — за много месяцев этот ужин показался ей самым радостным. Она была довольна, что попросила Пела не приезжать. Сегодня было — словно день рождения, и лучшим подарком оказалось Сонино возрождение.

На следующий день Соня отпустила сиделку. Жени не знала, как поступить: следовать указаниям Бернарда и вызвать ту снова? Но тогда Соня поймет, что уже не способна распоряжаться собственной жизнью.

Жени пошла на компромисс, задержав ночную сиделку, чья смена длилась с полуночи до восьми. Та обещала ей, что Соня не узнает о ее присутствии, если, конечно, в ней не возникнет необходимости. Недостаточная мера, но все же успокоила Жени — днем за Соней станут приглядывать другие.

Все выходные радость переполняла Жени, продолжая бурлить и в понедельник, когда она вышла на работу.

— Ты отлично выглядишь, — заявила ей Джилл. — На этой неделе мы вытащим тебя из-за кулис, украсить кабинет.

Жени оглянулась. Полированное дерево, сияющая нержавеющая сталь.

— Украсить?

Джилл рассмеялась:

— Украсить приемную. Станешь возбуждать пациенток. Пусть думают, что они смогут выглядеть, как ты. Ничуть не хуже. Реклама не очень спортивная. Ну и что из того?

Жени заняла свое рабочее место: в частично загороженной кабинке в элегантной приемной с добротными стульями и низкими столиками, на каждом из которых красовалась ваза с цветами.

Утро прошло в ответах на телефонные звонки, назначении визитов, утешении больных и приеме сообщений.

В половине первого, на полчаса раньше назначенного, пришел Сильвестр ди Марко. Это был молодой человек с опущенными книзу кончиками усов и искалеченной в станке рукой. Усевшись напротив Жени, он стал разглядывать ее из-под пышных бровей, которые так подходили к его усам.

Под его пристальным взглядом она почувствовала себя неуютно.

— Не желаете журнал? — предложила она.

— Лучше посмотрю на вас, — улыбнулся он. — Вы самая красивая девушка, каких я только встречал. Может, я покажусь невоспитанным, но не беспокойтесь, я человек семейный. Двое малышей и чудесная женушка. Вот… — он полез в карман, достал бумажник и сумел вынуть одной рукой из него фотографию. — Вот они.

Жени вздохнула с облегчением. По виду Сильвестр ди Марко не мог осилить гонорара доктору Ортону, недоумевала она.

Молодой человек сам ответил на этот вопрос.

— Доктор Ортон — парень что надо. Встретился с ним, когда меня привезли на скорой помощи. Он только глянул и сказал, что мне нужна пластическая операция. Я хмыкнул и пробормотал вроде того, что я не королева красоты и буду премного доволен, если просто смогу работать рукой. За страховку много не дадут. Видишь, я правша, а большие деньги платят, когда вовсе не можешь работать.

Но доктор не обратил внимания, пошел себе в операционную, а потом, уже в больнице, осмотрел меня и сказал, что хочет сделать небольшую коррекцию, когда руку вылечат. И через несколько месяцев сделал — бесплатно, просто так! Не мужик — король. Жена связала ему свитер.

Позвонили из больницы и сообщили, что доктор Ортон задерживается на операции.

— Подожду, — великодушно согласился Сильвестр.

И следующая пациентка Ернель Сосюр решила тоже подождать. Она была тридцатитрехлетней гаитянкой, служила в доме и сильно обожгла лицо и шею от взорвавшейся скороварки. В карточке карандашом стояла пометка: «Гражданство неизвестно».

Не понимая, что это значит, Жени разыскала в лаборатории Джилл, где та просматривала анализы крови.

— Ернель в стране нелегально, — объяснила сестра.

— Как и я? — удивилась Жени.

— У нее нет разрешения на работу, она не пользуется страховкой и не обладает никакой социальной защитой. Говорить с ней трудно. Она знает по-английски всего несколько слов, а я не сильна во французском, хоть и изучала его в колледже. Но она понимает. Ернель работала в доме супругов по фамилии Шумакер. А у самой у нее дома двое детей: сын-подросток и маленькая дочка. Они с матерью в Порт-о-Пренсе, и большую часть зарплаты она отсылает туда.

— Доктор Ортон лечит ее бесплатно?

— Что-то вроде этого. Хотя и попросил Шумакеров о небольшом возмещении. Ну да ладно. Хуже, что на темной коже, как у Ернель, обычно остаются шрамы. А она — красивая женщина.

Жени вернулась в приемную и тепло улыбнулась гаитянке. Но та не ответила. В сетке шрамов, ее глаза смотрели вглубь себя.

Из больницы снова позвонили. Доктор Ортон выехал к себе в кабинет. Он опаздывал на два часа. Приемная была полна ожидающих, и Жени велели пропускать больных в том порядке, в каком они пришли, но двое пациентов запротестовали. Одна — броской внешности актриса, месяц назад доктор Ортон нарастил ей грудь и теперь назначил визит, проверить, как идет заживление. Она спешила на прослушивание; в четыре ей надо было уходить. А другой — вице-президент юридической фирмы, загорелый до черноты мужчина в светлом, серо-голубом, деловом костюме. Он пришел на предварительную консультацию по поводу удаления мешков под глазами.

И все же первый день работы с больными подошел к концу.

И в семь, пружинящей походкой, почти подпрыгивая, Жени поспешила домой. Шел мелкий дождь, но перед нею простирались радужные, как отблески солнца на воде, надежды: она будет лечить. Станет как доктор Ортон, как Эли. В мире нет ничего более важного, как возрождение жизни.

Соня по-прежнему чувствовала себя лучше. Улучшение состояния вызвало желание принимать лекарства, особенно наркотики, прописанные в случае угрозы боли. Григорий стал расчесывать волосы; как-то даже выпрямился.

Ремиссия придала силы всем. Жени казалась неутомимой. На работу она приходила еще до Джилл, на ланч тратила не больше двадцати минут и засиживалась вечерами допоздна.

На третью неделю доктор Ортон разрешил ей поехать с ним в Маунт Зион. В больнице поручил Жени сестре, показавшей подопечных, комнату для медперсонала, игровую, лечебные кабинеты и даже кухню. Жени ощутила домашнюю атмосферу, созданную специально для детей, но основное ее внимание привлекли сами малыши: в бинтах, в креслах-каталках, к хрупким тельцам присоединены капельницы, снабжающие организм поддерживающими жидкостями, дренажные трубки очищали открытые раны…

Дети были сильно изуродованы. У одних недоставало рук, у других ног, у третьих, наоборот, на искривленных руках лишние пальцы. У многих черепа так нелепо деформированы, что казались головами снеговика. Кожа лиловато-синяя или пепельно-серая.

Сестра вела ее мимо группки только начинающих ходить, и вдруг Жени отшатнулась к стене игровой комнаты: ее обуял ужас, стало дурно от чудовищной несправедливости, сотворенной по отношению к этим детям людьми, еще в прежнем поколении развязавшими войну, когда эти дети не были еще рождены. Войну ее отца.