Пианисты - Кетиль Бьернстад

Смерть и девушка

Я сижу у Ани. Вот уже две недели я каждый день прихожу к ней в больницу после полудня. Наступил июнь. Я давно покинул дом на Мелумвейен. Теперь у дома новые владельцы. Я хожу по квартире на Соргенфригата и пытаюсь представить себе, как умер Сюннестведт. Отец с Ингеборг уехали в Сюннмёре. Собрание маминых пластинок разлетелось в разные стороны. Катрине переехала к каким-то подругам в Костер. Брур Скууг похоронен на кладбище Вестре Крематориум. Ни Аня, ни я на кремации не присутствовали.

— Врачи делают все возможное, чтобы спасти ее, — сказала мне Марианне в один из первых дней. — Но процесс зашел слишком далеко. Аня отказывается есть. Она умудряется отключать даже внутривенные вливания.

— Неужели ночью возле нее никто не дежурит? Ведь всего год назад она была здоровее нас всех!

Марианне кивает, не слушая, что я говорю.

— У нее больше нет сил сопротивляться.

На третью неделю у Ани начинается воспаление легких.

Я сижу у нее. Она дышит с трудом. Я глажу ее по лбу. Несколько часов она проспала, но сейчас вечер, и она вдруг открывает глаза.

— Ты что-то говорил о Шуберте, — говорит она, одурманенная лекарствами.

— Да! Мы с тобой давно о нем не говорили.

— Подумай только, он умер таким молодым! — говорит она почти с возмущением. — И все-таки успел создать столько произведений. Сонаты. Песни. Камерная музыка. Квинтет до мажор.

— Да.

— Когда я чувствую себя как сейчас, я всегда прячусь в этом концерте. Во второй части. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю.

Приходит Марианне.

— Может, ей не нужно так много разговаривать? — замечает она.

— Да, мама. Ты права. Мне лучше отдохнуть.

Мне хочется сказать ей, что мы будем вместе играть Шуберта. В четыре руки. Фантазию фа минор. Но сейчас не время. Марианне делает мне знак, что пора уходить.

— Мне надо идти, — говорю я.

Но перед уходом я, как всегда, обнимаю Аню. И говорю то, что говорил ей каждый день эти две недели, даже в присутствии Марианне.

— Я тебя люблю.

И она отвечает, как прежде:

— Не говори так.

На мгновение ее сознание проясняется, словно она предчувствует, что должно произойти что-то очень важное. Внезапная тревога. Она пытается сесть.

— Но как ты меня найдешь? — почти испуганно спрашивает она. И смотрит на меня огромными глазами.

— Очень просто, в квинтете до мажор. Во второй части. Хотя он и написан не для рояля.

— Да. Именно поэтому! — Она слабо улыбается и опускается на подушку. Потом вдруг смеется, весело и легко, как ребенок. — Ищи меня где-нибудь между альтом и второй скрипкой.

Это последнее, что она мне сказала.

Я сижу в коридоре и жду. Лампа у двери начинает мигать. Я вижу, как прибегают сестры. Марианне в палате с Аней. Потом уже я узнаю, что это сердце. И отек легких. Аня умирает еще до полуночи.

Я все еще сижу там.

Из палаты выходит Марианне. Они обрядили Аню. Теперь ее можно отвезти в часовню. Марианне смотрит на меня. Без всякого выражения. Невозможно понять, что она сейчас чувствует.

— Хочешь зайти к ней?

Я встаю.

Мертвая, Аня кажется еще худее, думаю я. Птенчик. Такие птенчики жизнерадостно прыгают, но умирают мгновенно, не успеешь даже глазом моргнуть.

Неужели она была таким птенчиком? Нет, она была сильная. В случившемся кто-то виноват.

Но теперь это не имеет значения.

Я наклоняюсь над Аней. Не могу сказать, что она красива. Измученное лицо. Ее больше нет в этом теле. Глаза закрыты. А все дело было в ее взгляде.

Мне не хочется целовать Аню. Я прикасаюсь к ее лбу.

Он ледяной. Такой же лоб был и у мамы. Меня трясет.

Марианне стоит рядом и наблюдает за мной.

— Я тебя люблю, — говорю я Ане.

Наконец-то она позволяет мне это сказать.

Я покидаю ольшаник

Я прощаюсь с Марианне.

Молча. Мы оба устали больше, чем можем это выразить.

— Мы созвонимся, — говорит она.

Я киваю.

Я иду на Соргенфригата, к Сюннестведту.

Но там, у него, в сумерках я вижу только призраков.

Я не могу спать. Чувствую, что над крышей где-то высоко в небе парит ястреб.

Теперь? — думаю я. После всего, что случилось? Почему теперь?

Однако, когда я выхожу на улицу, ястреба в небе нет. Всходит солнце. Заливает город. Новый день.

Я не могу оставаться в квартире Сюннестведта.

Иду на трамвайную остановку.

И жду первого трамвая, идущего домой, в Рёа.

Утро уже наступило, когда я по Мелумвейен направляюсь к ольшанику. Новые владельцы нашего дома уже въехали в него. В саду стоит сверкающий автомобиль и детский манеж. У мамы с отцом никогда не было ни того, ни другого.

По тропинке я спускаюсь к реке, в последний раз. Неподвижно сижу и слушаю птиц. Думаю о том, чего не в силах постичь, — Аня умерла, и сейчас она повсюду.

Время бежит, уже день.

Мне нельзя больше здесь оставаться, думаю я. Но куда мне идти? В доме, вроде того, под деревьями, у этого зловещего омута, я жить не смогу.

Я подхожу к реке, смотрю на черную воду. Мамы там больше нет. Она исчезла. И вдруг я совершенно отчетливо вижу, что вода обновилась. Она теперь свежая. Теперь покойная уже не одна мама.