Коммунисты - Луи Арагон

соображения, он не стал бы… а уж к народу у таких, как он, просто лютая ненависть. Почему? Чего нужно вот такому от жизни? Сладко есть? Обзавестись домком? Вот только налоги! Кажется, больше всего ему докучают налоги. А главное, думает, что в налогах виноваты рабочие, которые проедают все, что ни заработают… и еще что? Стачки, ох, уж эти стачки…

Да, вот стачки — на это сразу откликнулись в купе…

* * *

Часа в четыре поезд остановился. В душных медленно ползущих ящиках уже становилось невмоготу. Из всех вагонов посыпались солдаты, словно спички из опрокинутого коробка. Станция находилась в лесу, во всяком случае не на прямой линии Париж — Куломье, которую Арман хорошо знал, так как ездил по ней выступать с докладами. Вероятно, их направили в объезд. Станция стоит в лесу, длинный темнокрасный пакгауз, на запасном пути отцепленные платформы. Какой-то проселок… сигналы, словно игрушечные… кабачок с вывеской: «Беседки — игры — свадьбы». Странная троица! Парень из Гавра даже забыл о налогах. — Ишь ты, видно, это на здешний лад Свобода — Равенство и прочеe, — острит он.

Весь вагон бегом пускается к стойке, где буфетчик и официантка передают через головы бутылки с пивом и лимонадом… Кое-кто, сняв рубашку, полощется под огромным водоразборным краном для паровозов. Бахрома листвы на высоких деревьях пронизана солнцем. Густой кустарник так и манит убежать. — А что если смыться? — полушутя, полусерьезно предлагает молодцеватый парень в синей рубашке другому, невзрачному, тот робко косится на Армана. И впервые Арман видит в глазах человека страх, который внушает его офицерский мундир.

Его соседи по купе уселись на траве, там, где начинается дорога. Они зовут: — Господин лейтенант! Есть колбаса! — В самом деле, тут и колбаса, и все, что надавали им с собой жены; коробки сардин, паштеты… ломти хлеба с маслом… Может быть, завтра будет иначе, но сегодня они охотно делятся всем, угощают друг друга, кто чем богат… У одного в клочке газеты слипшиеся, размякшие леденцы. — Господин лейтенант… берите леденцы, не стесняйтесь.

Вот тут, на траве, на случайной остановке, — словно школьники-новички на перемене, — видишь, что в общем это неплохие люди. Одни поют, другие балагурят, а если кто и сел в сторонке, так, верно, потому, что взгрустнулось.

Итак, Арман уселся вместе со своими, с теми, кто только что говорил о забастовках… Он рассматривает их. Простодушные лица. И усталые. В общем, видно, не из богачей. Поразительно, как люди плохо понимают и знают друг друга!.. Если бы можно было хоть минутку не говорить о налогах и стачках, если бы можно было вообразить, что все эти люди, даже эти люди — свои… Даже вот этот парень из Гавра, который так гордится своим паштетом — ведь это жена стряпала… И зачем только он антисемит!.. Что поделаешь! Хочешь не хочешь, а разговоры слышишь. Вот хотя бы компания там, у меня за спиной.

Четыре-пять человек, и одеты они получше других. По-видимому, парижане. Странно, немцы их как будто вовсе не интересуют. Их беспокоят только итальянцы.

— Хорошо, если итальянцы сохранят нейтралитет, — говорит один толстяк. — Но разве для этого что-нибудь делается? Кое для кого их нейтралитет даже невыгоден. Вот у меня зять, директор авиазавода…

Какое отношение имеет его зять к итальянцам? Арману хотелось бы знать, как выглядит человек, который хвастается зятем-директором, но в эту минуту один из соседей приносит пива: — Хотите, господин лейтенант? Пейте на здоровье.

— Итальянский нейтралитет закрывает нам путь через Альпы, — слышится еще один голос. — А потом, разве вы позабыли? Давно ли на демонстрациях в Монтечиторио итальянцы орали: «Savoia, Savoia! Corsica nostra!..»[132] Boт она — язва на нашем теле. Постоянная возможность шантажа! Если бы я был главнокомандующим…

— Говорят, морской министр того же мнения, что и вы. — Ну да, ведь он корсиканец, Кампинки[133]!

— Лично я отдал бы им Тунис… да и Ниццу в придачу — только бы сидели смирно…

— Кто знает, — вздыхает тощий юноша, — мобилизовали же нас в прошлом году для виду… может быть, теперь станут это делать каждое лето!

Паровоз пронзительно свистит, люди вскакивают. Завертывают остатки еды или запихивают их в рот… В кабачке спешат: получите по счету! Какой-то шутник кричит приятелю. — Скорей, а то поезд без тебя уйдет! — Ну, и потеха!

Люди бегут к вагонам, теснятся у подножек; на помятой траве остаются обрывки бумаги, консервные жестянки. Набежала тучка, и освещение переменилось; так и неизвестно, куда ведет эта красивая лесная дорога… Поезд трогается не спеша, словно у него вся жизнь впереди.

* * *

Итак, поезд шел от Парижа до Куломье девять часов. Зa обедом в офицерской столовой говорят, что это совсем неплохо. В четырнадцатом году на ту же дорогу уходило три дня. Не похоже на правду, но сейчас всячески стараются подчеркнуть разницу между той войной и этой. На сей раз мы готовы. Врасплох нас не застали. Мы знали, что война будет. И знали давно. Да и молодежь стала крепче. Благодаря спорту. В четырнадцатом году ничего, кроме велосипеда… и Карпантье[134]. А теперь и по теннису, и по плаванью, и даже по футболу мы не хуже других. В регби, правда, отстали… Но ведь французы народ деликатный… Вот какие разговоры ведутся в столовой с тех пор, как лопнули надежды на новый Мюнхен.

Куломье, можно сказать, город. Сначала беспорядочно разбросанные низенькие домишки, потом — улица, площадь, еще одна площадь, бульвар, на окраине — казармы. Мобилизационный центр. Распределительный пункт. Здесь получают назначение в часть. У вокзала настоящий лагерь. В гостиницах полно офицеров, да и солдат, из тех, что могут заплатить. На эту вольность закрывают глаза. Кое-где стоят и в частных домах. Во всех бистро — офицерские столовые. А в небольшой гостинице — целых две. Лейтенант Барбентан, за сыром и говядиной с луком, познакомился с десятком офицеров, в том числе с двумя капитанами. Майор еще не прибыл. В соседней комнате — столовая для врачей; к врачам присоединились еще три артиллериста из батареи, которая вот-вот должна выступить. Врачи назначены в разные части, еще не сформированные. Конечно, все утрясется, но в первые дни не сказать, чтоб было много порядка в этой их мобилизации. Тут полковники без полков, там солдаты под командованием сержанта… Пока прибыли главным образом основные кадры