Рилла из Инглсайда - Люси Мод Монтгомери

— Я думаю, это даже хуже, чем если бы мы получили известие о его смерти, — простонала Рилла, почти не разжимая побелевших губ.

— Нет… нет, Рилла… «пропал без вести» оставляет пусть маленькую, но надежду, — убеждала ее Гертруда.

— Да… мучительную, изнуряющую надежду, которая никак не дает примириться с худшим, — сказала Рилла. — Ох, мисс Оливер… неужели нам придется жить недели и месяцы, не зная, жив Джем или мертв? Быть может, мы не узнаем этого никогда. Я… я не могу вынести этого… не могу. Сначала Уолтер… а теперь Джем. Это убьет маму… посмотрите на ее лицо, мисс Оливер, и вы это поймете. А Фейт… бедная Фейт… как она сможет это вынести?

Гертруда содрогнулась от мучительной душевной боли, но сказала мягко:

— Нет, это не убьет твою маму. Не такая она женщина. У нее есть мужество. К тому же она отказывается верить, что Джем погиб. Она будет надеяться до конца, и мы все должны делать то же самое. Можешь быть уверена, Фейт поступит именно так.

— Я не могу, — стонала Рилла. — Джем ранен… есть ли у него шанс выжить? Даже если немцы найдут его… мы знаем, как они обращаются с ранеными пленными. Я хотела бы надеяться, мисс Оливер… наверное, это помогло бы мне. Но, похоже, надежда во мне мертва. Я не могу надеяться, если нет оснований для надежды… а их нет.

Когда мисс Оливер ушла в свою комнату, а Рилла осталась лежать на залитой лунным светом кровати, в отчаянии молясь, чтобы Бог хоть немного укрепил ее дух, в комнату, словно мрачный призрак, вошла Сюзан и присела рядом с ней.

— Рилла, дорогая, не тревожься. Маленький Джем не убит.

— О, как вы можете верить в это, Сюзан?

— Потому что я знаю. Послушай, что я тебе скажу. Когда сегодня утром пришло это известие, я первым делом подумала про Понедельника. А вечером я, как только вымыла посуду после ужина и поставила тесто, сразу пошла на станцию. Понедельник сидел и ждал поезда, так же терпеливо, как всегда. Так вот, Рилла, дорогая, эта немецкая вылазка была четыре дня назад, в прошлый понедельник… и я спросила у начальника станции: «Вы могли бы сказать мне, выл этот пес или еще как-то волновался в понедельник вечером?» Он немного подумал и сказал: «Нет, ничего такого не было». — «Вы уверены? — уточнила я. — От вашего ответа зависит многое — больше, чем вы можете предположить!» — «Абсолютно уверен, — сказал он. — Я в понедельник всю ночь не ложился спать — кобыла у меня заболела — и не слыхал ни звука от этого пса. Я услышал бы, если бы что-нибудь было, потому как дверь конюшни все время была распахнута настежь, а его конура стоит прямо напротив!» Вот, Рилла, дорогая, именно это он мне сказал. А ты помнишь, как этот бедный пес выл всю ночь после битвы за Курселет. А ведь он любил Уолтера не так горячо, как любит Джема. Если он так оплакивал Уолтера, ты думаешь, он проспал бы ночь спокойно в своей конуре, после того как Джема убили? Нет, Рилла, дорогая, маленький Джем жив, и в этом ты можешь быть уверена. Если бы Джем погиб, Понедельник знал бы об этом, точно так же, как знал прежде о гибели Уолтера, и не стал бы ждать новых поездов.

Это было нелепо… и неразумно… и неправдоподобно. Но, несмотря на это, Рилла поверила; и миссис Блайт поверила; и даже доктор, хоть и слегка улыбнулся притворно-насмешливой улыбкой, почувствовал, как его отчаяние сменилось странной уверенностью; и, как ни казалось это глупо или нелепо, все они ободрились и набрались смелости, чтобы продолжать ждать и надеяться, только потому, что верный маленький песик на гленской железнодорожной станции по-прежнему ожидал возвращения своего хозяина.

Глава 30
Перелом

Сюзан была очень огорчена, когда в ту весну на ее глазах распахали и засадили картофелем великолепный старый инглсайдский газон. Однако она не роптала даже из-за того, что пришлось пожертвовать ее любимой клумбой пионов. Но, когда правительство приняло Закон о переходе на летнее время[116], Сюзан отказалась подчиниться. Существовала Высшая Сила, более значительная, чем коалиционное правительство, и этой Силе Сюзан присягала на верность.

— Вы считаете, это правильно вмешиваться в порядок, установленный Всевышним? — с негодованием спрашивала она доктора.

Оставшийся непреклонным доктор заявил, что закон нужно соблюдать, и все часы в Инглсайде были переведены вперед. Но доктор не мог распоряжаться маленьким будильником Сюзан.

— Я купила его на свои собственные деньги, миссис докторша, дорогая, — решительно заявила она, — и он будет по-прежнему показывать Божье время, а не борденовское.

Так что Сюзан вставала и ложилась по «Божьему времени»; по нему же она и работала. Правда, на стол ей, против ее воли, приходилось подавать по борденовскому времени, и по нему же — что было верхом оскорбления — ходить в церковь. Но молитву она читала по своим часам, и кур кормила по ним; так что в ее взгляде, когда она смотрела на доктора, всегда было скрытое торжество. По меньшей мере тут она взяла над ним верх.

— Луна с Бакенбардами очень доволен этим летним временем, — сказала она ему однажды вечером. — И это вполне естественно, так как, насколько я понимаю, все это немецкие выдумки. Я тут недавно слышала, что он чуть не лишился всего своего урожая пшеницы. На прошлой неделе коровы Уоррена Мида проломили изгородь и зашли на его поле — это было в тот самый день, когда немцы захватили Шемен-де-дам, что могло быть простым совпадением… а могло и не быть, — и принялись там мародерствовать. А миссис Клоу, жена Дика Клоу, случайно увидела это из своего чердачного окна. Сначала у нее не появилось никакого желания сообщить о происходящем мистеру Прайору. Она рассказывала мне, что просто наслаждалась видом коров, пасущихся в его пшенице. Она чувствовала, что это будет ему справедливым возмездием. Но вскоре ей пришло в голову другое соображение: урожай пшеницы — дело большой важности, и лозунг «экономь и помогай фронту» означает, что этих коров следует выставить с поля. Так что она спустилась в гостиную и позвонила Луне. Вместо благодарности она услышала от него что-то довольно странное. Она не решается утверждать, что это было ругательство, так как никогда нельзя быть уверенной в том, что слышишь по телефону; впрочем, свое мнение на этот счет у нее есть, и у меня тоже… но высказывать его я не стану, так как вижу, что к нам идет мистер Мередит, а Луна — один из церковных старост, так что мы должны быть осмотрительны.

— Ищете в небе новую звезду? — спросил мистер Мередит, подходя к мисс Оливер и Рилле, которые, глядя в небо, стояли среди зацветающего картофеля.

— Да… мы нашли ее… вон, смотрите, она прямо над верхушкой самой высокой старой сосны.