Толстая тетрадь - Агота Кристоф

Человек из посольства спрашивает меня:

— Все это вам о чем-нибудь напоминает? Я говорю:

— Нет, ни о чем. В то время мне было всего четыре года.

— Вы хотите войти внутрь сейчас?

— Нет. Я позвоню сегодня вечером.

— Да, так будет лучше. Это такой человек, к которому попасть нелегко. Может быть, вам не удастся его увидеть.

Мы возвращаемся в посольство. Я поднимаюсь к себе в комнату. Кладу бумажку с номером рядом с телефоном. Я беру успокаивающее средство, открываю окно. Идет снег. Хлопья влажно падают на желтую траву сада, на черную землю. Я ложусь на кровать.

Я иду по улицам незнакомого города. Идет снег, становится все темнее и темнее. Улицы, по которым я иду, освещены все хуже и хуже. Дом, в котором мы раньше жили, находится на самой последней улице. За ним город кончается. Ночь без единого огня. Напротив дома — бистро. Я вхожу в него, заказываю бутылку вина. Я — единственный посетитель.

Окна дома зажигаются все одновременно. Я вижу, как за занавесками двигаются тени. Я допиваю бутылку, выхожу из бистро, пересекаю улицу и звоню у калитки. Никто не отвечает, звонок не работает. Я открываю чугунную дверь ограды, она не закрыта на ключ. Я поднимаюсь по пяти ступенькам, ведущим на веранду. Снова звоню. Два, три раза. Из-за двери мужской голос спрашивает:

— Что такое? Что вам нужно? Кто вы такой? Я говорю:

— Это я, Клаусс.

— Клаусс, какой Клаусс?

— У вас ведь есть сын по имени Клаусс?

— Наш сын здесь, в доме. С нами. Уходите. Мужчина отходит от двери. Я снова звоню, потом стучу, я кричу:

— Отец, Отец, впустите меня. Я ошибся. Мое имя Лукас. Я ваш сын, Лукас.

Женский голос произносит:

— Впусти его.

Дверь открывается. Старик говорит мне:

— Ну, входите.

Он идет впереди меня в гостиную, садится в кресло. Очень старая женщина сидит в другом кресле.

Она говорит мне:

— Так вы утверждаете, что вы — наш сын Лукас? Где вы были до сих пор?

— Заграницей. Мой отец говорит:

— Вот именно, за границей. А почему ты теперь вернулся?

— Чтобы увидеть вас, Отец. Вас обоих, и еще Клауса.

Моя мать говорит:

— Клаус от нас не уезжал.

Отец говорит:

— Мы искали тебя долгие годы.

Мать продолжает:

— Потом мы тебя забыли. Не надо было тебе возвращаться. Ты всем мешаешь, мы живем спокойно, мы не хотим, чтоб нам мешали.

Я спрашиваю:

— Где Клаус? Я хочу увидеть его.

Мать говорит:

— Он у себя в комнате. Как всегда. Он спит. Не надо его будить. Ему всего четыре года, ему нужно спать.

Отец говорит:

— Ничто не доказывает, что вы Лукас. Уходите.

Я их больше не слушаю, выхожу из гостиной, открываю дверь детской, зажигаю верхний свет. Маленький мальчик, сидящий на кроватке, смотрит на меня и начинает плакать. Прибегают мои родители. Мать берет мальчика на руки, укачивает его.

— Не надо бояться, малыш.

Отец хватает меня за руку, тащит меня через гостиную и веранду, открывает дверь и сталкивает меня с лестницы.

— Ты его разбудил, грубиян, чудовище. Вон отсюда!

Я падаю, стукаюсь головой о ступеньку, льется кровь, я остаюсь лежать на снегу.

* * *

Я просыпаюсь от холода. Ветер и снег врываются в мою комнату, пол перед окном мокрый.

Я закрываю окно, иду в ванную за полотенцем, вытираю лужу. Я дрожу, у меня стучат зубы. В ванной тепло, я сажусь на край ванны, принимаю еще одну таблетку транквилизатора, жду, пока стихнет дрожь.

Семь часов вечера. Мне приносят ужин. Я спрашиваю официанта, могу ли я получить бутылку вина.

Он говорит мне:

— Я узнаю.

Через несколько минут он приносит бутылку. Я говорю:

— Вы можете унести поднос.

Я пью. Шагаю по комнате. От окна к двери, от двери к окну.

В восемь часов я сажусь на кровать и набираю номер моего брата.