Голыми глазами - Алексей Алехин

Архангельские листки

1.

Порт Экономия… Фактория… Архангельск…

(я лепечу)

архангел пароходов…

Бесцветная зрячая ночь похожая на день незрячий.

Парадный проспект от вокзала до набережной прогулок,

где в саду у почтамта

ископаемый танк,

прародитель английский всех монстров:

уродина мертвая

стала добычей детей.

2.

В стороне от нарядных трамваев

поленницы дров

за старьем деревянных домов,

отопленье печное,

и дощатые палубы мостовых

звучат под ногами, как бубен громадный,

сохранивший

ритм изначальный шагов

рыбаков, корабелов, матросов.

3.

Место,

где, не закончив творенья,

плохо разобраны воды и тверди.

Рыжий саксофонист,

от башлей уплыв ресторанных

в острова,

песню тощую выдувает в охотку.

И черно-пестрой мелодией через кусты

к нему с островков, пораскиданных в дельте,

выходят коровы,

в чьих утробах проснулся забытый пастуший рожок.

4. Желтый день, каких тут не бывает,

вытекший вдруг из разбитого лета,

выгнал жителей

на самую бесконечную набережную в мире,

где пароходы, яхты

и золотой старательский песок пляжа,

который женщины отряхивают с розовых ступней,

выходя на нагретые камни.

Корабельные надстройки яхт-клуба.

В резном доме заводчика устроилась библиотека.

Каменные зевы лабазов и складов, торговавших прежде

по морю до самой Европы.

Репродукторы репетируют флотские марши.

Женщины в блузках.

Катят коляски,

поглядывая на морячков, вернувшихся из загранки.

Одиночки, семьи, подростки.

Какие-то немцы.

«Прогуляемся до партархива?..»

«Вечером джаз у моряков».

«Два лесовоза стали вчера под погрузку».

«Модные шмотки. В порту их всегда можно достать».

«Лучше на танцы».

Плечи девушек тронуты солнцем,

кроме полосок бретелек.

Мальчишки купаются.

Духовые флотские марши.

5.

По ночам

с середины реки доносятся стоны землечерпалки:

так могли бы кричать

портальные краны, совокупляясь.

Там углубляют фарватер.

6.

Ветер переменился.

7.

На Соловках моросит,

подмокший народ, возвращаясь от Переговорного камня,

забредает в часовню,

где с печью для обжига глины обосновался

неофит ленинградский в юной бородке,

обладатель патента.

Он лепит свои безделушки, их обжигает,

проповедует тихо

и в храме торгует.

В келье,

крашенной кое-как под общежитье,

ходит в коротких подтяжках

председатель архипелага.

Закипает картошка на плитке.

Он развивает мечту,

как заберет под стекло творенье усердных монахов,

а пока

о прокладке канализации и водопровода.

За стеной, в келье номер 12,

практикантки из ПТУ в расстегнутых блузках

на коленях у взрослых друзей.

Где-то водки достали,

малолетки.

Неприятности будут у мэра.

8. Отход в 17.30.

Пароход,

приседая кормой в мрачном море,

перевозит латышских туристов.

Бар-салон наполняет

прибалтийский чудесный акцент,

округлый, как легкий янтарь.

Глубокие кресла в сигаретном дымке.

Мальчишка-бармен,

накрахмаленный и элегантный, как птица,

беспрерывно готовит благоухающий кофе,

весь секрет которого в контрабандных зернах,

а также

мешает тошнотворные коктейли без алкоголя,

гордясь ими страшно,

ибо автор рецепта.

Латыши их в соломинки тянут,

наблюдая,

как море всплывает и тонет за бесконечным окном:

они любуются растрепанной, волокнистой

линией горизонта,

в которой запутались чайки.

9.

Снова смена погоды.

Новенькое солнце

скатилось с берега, оставив чернеть шеи

кранов Солóмбалы.

Набережная ушла в золотое море,

и рыболовы, используя отлив, воруют его на блесну.

В жирном золоте бликов

пара крошечных черных буксиров тянет плот,

точно крышку сдвигает с реки.

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---