Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак

И не замечала геройства и силы народов, пока не возжелала тех же качеств и своему.

И не внимала голосу иных людей, пока не стал он голосом моих скорбей и надежд.

И не различала человеческих достоинств и пороков, пока не постигла собственных.

И не обращала внимания на взаимные обвинения в излишней пристрастности ко всему своему, пока не нашла в себе того же пристрастия.

И не представляла ни шири земли, ни высот поднебесья, ни границ у пустынь, ни глубин у морей, ни просторов вселенной, пока не охватила меня тоска по ним, словно все это и есть моя родина, где звенят напевы моего детства и ждут верные и любящие сердца.

Так почему безрассудно и бесцельно тратятся силы моей любви, а силы моей безысходной грусти сливаются воедино, чтобы оставить меня в этом мире одной, той единственной, у кого нет родины?

* * *

В воздухе моей родины витает дух вдохновения и пророчества, а в лучах солнца струится великолепие. Здесь за личиной бессилия и слабости кипит неуемная жизнь, и вездесущие тени богов несут неусыпный дозор.

Поутру с долин и вершин, со скал и родников, с лугов и рощ устремляются ввысь помыслы моей страны и, достигнув небесной гармонии, собираются с приходом сумерек вместе, словно держат совет об устройстве новых миров.

Я люблю запах земли моих предков и пахучий дурман изборожденных плугом полей.

Я люблю камни, травы и капли воды, притаившиеся в расщелинах валунов.

Я люблю пышные кроны деревьев, скрывающиеся в глубинах долин или возвышающиеся над далеким морем.

Я люблю ухабистые дороги, исчезающие в чреве чащоб или петляющие, подобно змеям, по горным склонам: кажется, что золотистая пыль этих простирающихся без конца и края дорог достигает солнечного лика.

Но разве достаточно любить какую-то вещь, чтобы счесть ее собственной? Вот и я, несмотря на безграничную любовь к своей родине, смотрю на себя как на беглянку и изгнанницу, у которой нет родины.

* * *

Мне довелось испытать патриотизм разного рода: патриотизм мыслей, патриотизм вкусов, патриотизм устремлений.

А этот патриотизм сродни священному — патриотизм сердец.

Я нашла в мире понятий все, что знала в мире чувств, не сыскала лишь того заветного уголка, где формы ни с чем не сравнимы, а идеи возвышенны.

Взрастили меня сыны моего отечества, а воспитали меня сыны чужих отечеств. Помогали мне сыны моей земли и помогали мне чужеземцы.

Трудно выделить среди моих соотечественников того, кто больше других осыпал меня упреками, и довольно я натерпелась от иноплеменников.

Так какой меркой отмерять мне сынам отечества и почему я стала той единственной, кто не знает, где ее отчизна?

* * *

О счастливцы, имеющие отечество и соотечественников, дайте познать и вкусить от вашего счастья!

Прежде я была довольна, что нет родины ни у науки, ни у философии, ни у поэзии, ни у искусства, а теперь познала, что и ученый, и философ, и поэт, и художник имеют отчий край. Познала слабость людей, которые, если желают сна и покоя, ищут для своего усталого тела блаженного ложа, а не прохлады и зноя бескрайних просторов и всепоглощающих океанских пучин.

* * *

О древний философ! Преклоняюсь пред тобою, сломившим печать молчания. Пред тем, кто, открыв чудодейственность знаков мысли, со вздохом сказал, словно бросая вызов векам: «Я хочу иметь друга, ради которого стоит умереть».

А сейчас я, верная твоей памяти, преклоняю колена и повторяю тебе вслед: «Я хочу иметь отчизну, ради которой стоит умереть — или жить».

Перевод В. Рущакова.

ПЕСНЯ РЕКИ АС-САФА{106}

Айн-Зхальта — живописно расположенное селение, известное всем, кто проводит лето в горах Ливана. Но еще красивее этого селения хвойные леса, окружающие его. Однако прекраснее и того, и другого вид реки ас-Сафа, текущей у подножия гор. В нескольких метрах от нее бежит река аль-Каа. И каждая ведет свой бесконечный рассказ, который слушают склоненные над водой деревья, одетые в зеленый шелк. Обе реки стремительно несутся, жалуясь, бунтуя, и вослед им стонет душа долины, а воды их все бегут вперед, пока не сольются в поцелуе с водами Великого моря.

Здесь одна за другой протекают картины земной жизни, здесь тают частицы небесного эфира. Сюда слетаются соловьи Орфея, чтобы почтить память Эвридики, сердце которой разбито. Здесь вздыхают ароматы, насыщенные любовью, и розы превращаются в волшебные лучи. Здесь радуга свершает омовение и отдает воде свои вечные краски, которые тотчас становятся серебряными звуками, но затем вновь радуга извлекает эти краски из крови застывших грез. Здесь небосклон излучает тончайшие золотые нити, поверяя земле свои тайны. Здесь дремлют тени меж век дочерей моря и сливается свет с мраком, здесь переплетаются сон и явь. Здесь рыдают горлицы поэзии, и сирены поют свои песни. Здесь прикосновения нежного зефира наполнены страстью и пылкой любовью.

Здесь резвятся волны, даря друг другу взгляды и улыбки. Здесь резкие очертания берега разрывают мягкий сумрак ночи и неверный свет дня. Здесь в трепете листьев на ветвях — приветные взгляды звезд, а в покачивании и игре ветвей — тайные знаки владыки откровения и небесного вдохновения. Здесь ночь огней и заря мрака, здесь рождаются непостижимые ощущения, мелодии, краски.

Когда рассвет скользит по вершинам гор, он видит свое отражение в этом хрустальном зеркале — видит символ молодости с ее надеждами, прекрасными, как цветы, и крылатыми, как птицы. Потом приходит закат и льет в глубины этого зеркала горечь своей печали, печали изменчивых взглядов, погасших улыбок, нахмуренных лиц, печали губ, шепчущих молитву, и губ, сжатых в молчаливом раздумье.

Здесь стонут лютни скорби, оплакивая израненное сердце. И в каждое мгновение кажется, что они испускают дух с громким рыданием, в нем — затаенное страдание и долгое терпение, но в нем же отзвуки славы, величие отваги и гордость, непокорность души.

Но воды не живут и не умирают — они воскрешают память о прошлом и шепчут свои пророчества, предсказывая будущее, вторят крикам восторга и повторяют стоны печали. Здесь одна из загадок жизни и одна из тайн времени. Однако и я сама — загадка, еще сложнее этих загадок, я сама — тайна, еще глубже этих тайн. Я брожу одиноко по печальному берегу, смотрю и не вижу, слушаю и не понимаю, ищу и не нахожу, стремлюсь постичь и не постигаю. Сердце мое бьется в унисон с сердцем таинственной реки, душа моя — кифара грез и мелодий. Словно живая загадка,