Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс

Странно и таинственно, что я не могу безопасно для себя выпить десять бутылок шампанского; но, с другой стороны, само шампанское, если уж на то пошло, – вещь странная и таинственная. Если я пил напиток фейри, то и пить следовало бы по правилам фейри.

Г. К. Честертон[6]

– С тех пор как ты ушла, мы здесь ни разу не были.

– Да, – ответила Тара. – Мама с папой говорили, что вы перестали здесь бывать. Но мне здесь по-прежнему нравится.

Питер покачал головой:

– Слишком мучительно было приходить сюда.

Аутвудс – это сотни акров дуба, рябины и березы, остролиста и тиса, дрожащих на краю кратера древнего вулкана и смотрящих сверху на долину реки Соар; незапамятная часть Чарнвудского леса. В здешних горах можно найти древнейшие окаменелости. В здешней минеральной почве растут редкостные растения. Поражающие размерами галлюциногенные мухоморы с красно-белыми пятнистыми шляпками, окружающие серебристо мерцающие березы, сосут сахар из их корней и возвращают им минералы и воду. Деревья сообщают энергию лесу. Это таинственное, странное место, где царит мрачная, наэлектризованная атмосфера, попеременно то тревожная, то расслабляющая. Земля разносит эхо шагов.

Тара всегда говорила: туда надо ходить, если обладаешь пылким воображением.

Или же все это всего лишь выдумки, и Аутвудс – просто обыкновенная часть древнего леса. Но даже человек, напрочь лишенный воображения, был бы потрясен, побывав там в определенное время года; в мае в лесу расцветали колокольчики, и это было захватывающее зрелище.

– И вы больше никогда не приходили полюбоваться колокольчиками?

– Нет, – ответил Питер.

Они шли с двумя ищейками, только Тара и Питер. Женевьева решила за Питера, что она к ним не присоединится.

Тара была в долгополом шерстяном пальто, которое казалось Питеру знакомым, и в нелепо длинном разноцветном шарфе, который он не мог забыть. Он был прав: оказалось, Мэри сохранила всю одежду Тары, завернула в полиэтилен и спрятала на чердаке. И не прикасалась все эти годы. Полиэтиленовая святыня во тьме и тишине. Питер все сжег бы.

Перуанская шапочка с ушами и кисточками, впрочем, была новой.

– Придумал что-то особое, – спросила она, – на Новый год?

– Оставался дома.

– Неужели?

– Спокойная ночь дома. В полночь открыл двери. Принес уголь и пенни. Вот и все.

– Не похоже на тебя. На прошлый Новый год устроил такую гулянку. Три дня домой не возвращался. Три дня!

Он остановился:

– На прошлый?

Она застыла на месте. Раскрыла рот и быстро отвела взгляд.

– То есть в последний раз.

Подняла с земли палку и швырнула вперед, чтобы собаки помчались за ней. Палка, вертясь, пролетела по воздуху и ударилась о березу.

– Знаешь, – сказал он, – когда у тебя четверо детей и зверинец на шее, то не до гулянок.

– Да.

Питер осторожно посмотрел на нее, стараясь, чтобы она этого не заметила. Сделал вид, что смотрит в сторону, когда она взглянула на него, и осознал, что она не часто встречается с ним взглядом сквозь темные очки. Скрывает какую-то позорную тайну, не иначе.