Отважные капитаны. Сборник - Редьярд Джозеф Киплинг

что к чему, и взялись за дело. Нам потребовалась ровно половина ночи, чтобы привести корабль в божеский вид, и уже к восходу солнца он опять сверкал как новенький, а мы подвели итоги и возобновили службу. Я много размышлял об этом, представляя, как Антонио швыряет уголек в бункере этого трампа. Должно быть, он был сильно удивлен, не так ли?

— Так и есть, мистер Пайкрофт, — ответил я. — Но теперь, раз уж мы коснулись этого, позвольте задать вам вопрос: разве и все вы не были удивлены, пусть даже совсем немного?

— Для нас это стало приятным развлечением, которое внесло разнообразие в привычную рутину, — заявил мистер Пайкрофт. — И мы сочли это удивительно легким способом послужить своей стране. Но — тут Старик был прав — еще неделя подобных маневров, и дисциплина окончательно рухнула бы... А теперь не могли бы вы познакомить меня с тем, как Антонио описывает в своей книжонке расстрел Гласса?

Я удовлетворял его любопытство чуть ли не десять минут. У меня, конечно, получилось лишь бледное подобие того красочного описания, которое накропал «М. де К.»  — в нем явственно чувствовалась душа поэта, глаз моряка и сердце патриота своей страны. А его отчет о спуске с борта «бесславного судна, оскверненного кровопролитием» на «широкую грудь томно вздыхающего ночного океана» можно сравнить лишь с описанием «обесчещенного гамака, погружающегося в мрачные глубины, пока горнист на мостике исполняет мелодию, полную неописуемой жестокости».

— Кстати, а что сыграл горнист после водного погребения Гласса? — поинтересовался Гласс.

— О! Всего лишь «Строго конфиденциально». Это старая моряцкая песня. Мы пели ее во Фраттоне еще пятнадцать лет назад, — сонно пробормотал мистер Пайкрофт.

Я помешал остатки сахара в своем стакане. Внезапно в таверну ввалились какие-то вооруженные люди, промокшие и раздраженные. За их спинами нервно улыбался Том Уэсселз.

— Где этот скандально известный тип — Гласс? — рявкнул сержант патруля.

— Здесь! — Морской пехотинец вскочил и вытянулся в струнку. — Но не обязательно принюхиваться ко мне, потому что я убийственно трезв.

— Ого! А что это ты здесь поделывал?

— Слушал трактаты. Можете сами убедиться! У меня сегодня выдался замечательный вечер. Отобедал в здешнем роге изобилия. Целая толпа бездельников с золотыми нашивками станет болтать, что я будто бы смылся в самоволку, но вы не верьте ни единому слову. Я заранее прощаю их. Это был исключительный вечер, не забывайте! — Потом он заискивающим тоном обратился ко мне: — Я слушал все, о чем вы говорили, хоть и с закрытыми глазами, но не упустил ни словечка. — Он презрительно ткнул большим пальцем в сторону мистера Пайкрофта. — Вот он — простой матрос. В этой истории он не видит ничего смешного. Вот это-то и прискорбно...

С этими словами рядовой Гласс удалился, тяжело опираясь на руку одного из патрульных.

Мистер Пайкрофт сосредоточенно нахмурился — достичь подобной задумчивости можно только после пяти стаканчиков виски с горячей водой.

— В общем, я действительно не вижу в этой истории ничего смешного — за исключением отдельных мелочей. Особенно в том, что касается облегченных пушечных зарядов. А вам это кажется забавным?

Что-то в его взгляде подсказало мне, что нынешняя ночь выдалась слишком щедрой на горячительные напитки, чтобы он мог вполне воспринять мои аргументы.

— Пожалуй, да, мистер Пайкрофт, — ответил я. — история получилась великолепная, за что я и выражаю вам свою сердечную признательность.

КОННАЯ МОРСКАЯ ПЕХОТА

1911 год

«...Восьмого апреля достопочтенному сэру Р. Б. Холдейну, военному министру, в Палате общин был задан вопрос о деревянных лошадях, которых Военное министерство якобы использует для обучения рекрутов навыкам верховой езды. Лорд Рональдшоу поинтересовался у военного министра, поставляются ли деревянные лошади во все кавалерийские подразделения для обучения новобранцев. «Досточтимый милорд, — ответил мистер Холдейн, — несомненно намекает на деревянных лошадей на качалках, при испытаниях которых были получены весьма удовлетворительные результаты»...

Механический жеребец представляет собой деревянную копию лошади с великолепным хвостом. Он выкрашен в коричневый цвет и установлен на качающихся полозьях. Новобранец прыгает в седло, натягивая поводья, пока инструктор по верховой езде раскачивает животное ногой взад и вперед. Деревянные лошади производятся в Вулвиче и стоят довольно дешево...»  

Из газеты «Дейли пейпер»

Указания, данные мною мистеру Легатту, моему шоферу, были выполнены в точности. После ежегодного технического обслуживания и ремонта он должен был доставить мой автомобиль из Ковентри через Лондон в доки Саутгемптона и там ожидать моего прибытия. В шесть утра моя машина, стоявшая рядом с бортом парохода на блестящих рельсах подъездных железнодорожных путей, выглядела просто превосходно. Не считая новой краски и лакировки, более всего меня удивили новенькие покрышки.

— Но ведь я не заказывал покрышек, — сказал я, когда мы отъехали. — К тому же они не пневматические.

— Арочные литые шины с тройным рифлением, — с гордостью сообщил Легатт. — И с ромбовидным рисунком.

— В таком случае, произошла какая-то ошибка.

— О нет, сэр. Они предоставлены вам бесплатно.

Количество автомобилестроителей, бесплатно раздающих полные комплекты дорогущих покрышек, настолько ограничено, что я потребовал у Легатта объяснений.

— Вряд ли я смогу дать их вам, сэр, — последовал ответ. — Вам лучше спросить об этом у Пайкрофта. Он сейчас как раз в увольнительной в Портсмуте и остановился у своего дядюшки. Тот провел над корпусом всю ночь. Готов биться об заклад, что даже под микроскопом вы не найдете на нем ни царапины.

— В таком случае, мы едем домой по портсмутской дороге, — решил я.

И мы покатили с той скоростью, какая дозволена до начала рабочего дня или до того момента, когда полиции надоедает сурово карать нарушителей. Но неподалеку от Портсмута дорогу нам преградил батальон регулярной армии на марше.

— Только что закончились маневры, приуроченные к празднику Троицы, — пояснил Легатт. — Эти парни провели две недели в Даунсе.[62]

Больше он не проронил ни слова до тех пор, пока мы не оказались на какой-то узкой улочке позади железнодорожного вокзала в Портсмуте, где он притормозил у бакалейной лавки. Дверь ее была открыта, а перед ней на трех корзинах из-под картофеля, поставленных одна на другую, восседал