Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

– Эта женщина серьезно больна, – заявил он, и, услышав это, Келоло расплакался.

Горестная кучка людей встала полукругом возле Маламы. Она лежала на полу и хрипела, испытывая при этом страшные муки. Вдали прогремел выстрел пушки, и с полсотни моряков, которые недавно насмехались над Уипплами, подошли к воротам дворца. Не имея при себе Библии, Эбнер прочитал наизусть завершающие строки из книги Притчей Соломоновых: "Крепость и красота одежда её, и весело смотрит она в будущее. Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке её. Она наблюдает за хозяйством в доме своем, и не ест хлеба праздности". Затем он объявил всем собравшимся:

– Малама Канакоа, дочь короля Коны, познав благодать Божию, хочет креститься и стать членом святой церкви. Вы скажете ли вы свое желание, чтобы принять её?

Первым заговорил Кеоки, за ним Джандерс и Уипплы, но когда дошла очередь до Иеруши, которая в последние дни особо оценила смелость Маламы в управлении островом, женщина не стала произносить речей, а лишь наклонилась и поцеловала больную Алии Нуи.

– Ты моя дочь, – слабым голосом произнесла Малама. Эбнер перебил её и сказал:

– Малама, сейчас вы забудете о своем языческом имени и примите христианское. Какое имя вы пожелаете взять?

Лицо женщины просияло, и на нем отразилась искренняя радость. Она прошептала:

– Я хотела бы взять имя той милой мне подруги, о которой так часто рассказывала Иеруша. Меня будут звать Люка. Иеруша, пожалуйста, расскажи мне эту историю в последний раз.

И, словно разговаривая со своими детьми в сумерках, готовя их ко сну, Иеруша тихим спокойным голосом начала повествование о Руфи, имя которой означало "милосердие", а на гавайском звучало как "Люка". Когда она дошла до того момента, где Руфи предстояло проститься с родными краями и отбыть на чужбину, Иеруша не выдержала и не смогла продолжать, потому что её душили слезы. Тогда за неё историю закончила сама Малама, добавив:

– Пусть же, подобно Люке, я обрету счастье в той новой земле, куда вскоре отправлюсь.

После крещения доктор Уиппл предложил всем остальным удалиться, чтобы осмотреть больную.

– Я умру со своими старыми лекарствами, доктор, – спокойно ответила Малама, и жестом приказала Келоло позвать кахун.

– Но разве уместно прибегать к помощи кахун, когда мы только что… – начал было Эбнер, но Иеруша предусмотрительно увела его за собой, и маленькая компания снова про шествовала к центру города, где Аманда Уиппл предложила:

– Иеруша и Эбнер, вам, наверное, пока что лучше пожить у нас.

– Нет, мы останемся в своем доме, – твердо произнесла Иеруша, и когда они вернулись туда, то встретили у своих развалин капитана Рафера Хоксуорта. После того как мятеж утих, все капитаны ощутили чувство стыда за то, что сгоряча успели натворить. Тем более, что местные жители шепотом передавали слухи о том, что матросы то ли убили Маламу, то ли довели её до такого состояния, что она теперь находится при смерти. И капитан Хоксуорт, с начищенными пуговица ми и кокардой на фуражке решил наведаться к миссионерам, прихватив с собой пятерых матросов, нагруженных всевозможными подарками.

Сунув фуражку под мышку, как он был обучен делать всегда при разговоре с дамой, капитан резко произнес:

– Я приношу свои извинения, мэм. Если я что-то здесь у вас испортил, то теперь хочу возместить убытки. Вот, другие капитаны передают вам эти стулья и стол. – Он запнулся в смущении, но потом все же добавил: – А я походил по судам и раздобыл вот эту ткань. Я верю в то, что вы сумеете изготовить себе приличную… то есть, сошьете себе несколько новых платьев, мэм. – Он поклонился, надел фуражку и удалился.

Поначалу Эбнер вознамерился тут же уничтожить принесенную мебель.

– Мы сожжем её прямо на пирсе! – угрожающе пообещал он, но Иеруша не допустила этого.

– Нам принесли её взамен старой, в виде возмещения убытков, – решительно сказала она. – А нам всегда так не хватало стульев и хорошего письменного стола.

– Неужели ты хочешь сказать, что я смогу переводить Библию, сидя вот за этим столом?

– Но его нам подарил не капитан Хоксуорт, а совсем другой человек, – напомнила Иеруша. И пока Эбнер в недоумении оставался на месте, размышляя, как поступить дальше, Иеруша спокойно принялась расставлять стулья в полуразрушенной комнате. – Господь Бог прислал эти вещи институту миссионеров, а не конкретно супругам Хейл, – пояснила она.

– Я отдам эту ткань женщинам Маламы, – настаивал Эбнер. С этим Иеруше пришлось согласиться, но как только муж ушел, а в городе все стихло, она присела на новый стул за такой же новехонький стол и сочинила следующее письмо:

"Моя дражайшая сестра во Христе Эстер!

Вы одна во всем мире из известных мне людей, кто сможет простить меня за то, что я собираюсь сейчас вам сказать. С моей стороны это прозвучит как проявление тщеславия, и при других обстоятельствах это было бы непростительно, но если я совершаю грех, то пусть все это останется при мне, я не в силах сопротивляться ему.

Вы всегда спрашивали, есть ли у меня какое-то пожелание и вещь, о которой я мечтаю, и которую вы могли бы при случае переслать мне. Я каждый раз отвечала вам, что Господь заботится обо мне и снабжает меня и Эбнера всем необходимым.

Так оно и есть на самом деле. Комитет по делам миссионеров присылает нам все, в чем мы нуждаемся. Но в последнее время, когда я стала и старше, и мудрее, я с ужасом осознала, что прошло уже много лет с тех пор, когда я надевала платье, которое было бы предназначено именно для меня. Я сразу же хочу добавить, что те платья, которые побывали в пользовании и присылаются нам благотворительным комитетом, хорошо мне подходят. Они не совсем старомодные, но я поняла, что мне очень хочется иметь свое собственное платье.

Мне очень хочется, чтобы оно было красно-коричневатого оттенка, с синей или красной отделкой, и я была бы особо благодарна вам, если бы вы сшили его с рукавом "волан", как это, по-моему, сейчас модно. Я видела такое платье несколько лет назад на одной женщине, которая направлялась в Гонолулу, и ей оно очень шло. Но если с тех пор мода уже изменилась, и если вы знаете более симпатичный и подходящий фасон, то я полностью доверяю вашему вкусу. Шляпки мне не нужны, но если бы вы смогли прислать мне также пару перчаток с кружевами, которые носили в старые времена, я была бы вам глубоко признательна.

Думаю, мне не стоит снова напоминать вам, милая Эстер, что у меня нет денег, и мне нечем будет заплатить за то, что вы выполните эту мою не совсем обычную просьбу, я не видела доллара вот уже семь лет, да мне и не нужно видеть деньги. Я, конечно, понимаю, что это очень тщеславная и дорогая просьба, с которой я обращаюсь к своей самой лучшей подруге. Но я молю Бога о том, чтобы вы правильно меня поняли.

Я теперь не такая полная, как была когда-то, и, похоже, уже не такая высокая, поэтому не шейте платье слишком большого размера. Если я правильно понимаю слова вашего брата, то теперь я стала такой же, как и вы. Тем не менее, мне не хотелось бы, чтобы вы прислали мне одно из ваших платьев. Ткань должна быть совершенно новой и принадлежать только мне. Пожалуйста, будьте милосердны по отношению ко мне, простите меня за эту просьбу или, вернее, мольбу. Ваша сестра Иеруша".