Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Джером Клапка Джером

— Но ты же ни чуточки не был похож на них, — возразила миссис Корнер.

— Я сделал все, что было в моих силах, — повторил мистер Корнер, — не все люди созданы одинаково. То, что ты видела, было моим вариантом «пьяного».

— Я не говорила «пьяный».

— Но ты подразумевала это, — прервал ее мистер Корнер. — Беседовали мы тогда о пьяных. Мужчина в пьесе был пьян, и ты полагала, что он забавен.

— Он действительно был забавен, — настаивала миссис Корнер, заливаясь слезами, — именно такого пьяного я и имела в виду.

— Его жена, — напомнил ей мистер Корнер, — что-то не находила его забавным. В третьем действии она угрожала ему, что вернется к матери, а это пришло в голову и тебе, если судить по твоему дорожному платью.

— Но ты… ты был так гадок, — прохныкала миссис Корнер.

— Что же я проделывал? — поинтересовался мистер Корнер.

— Ты пришел и принялся молотить в дверь…

— Да-да, припоминаю, я захотел поужинать, и ты приготовила парочку яиц. Что же произошло дальше?

Воспоминание об этой кульминации унижений придало ее голосу нотку подлинного трагизма.

— Ты заставил меня отвечать таблицу умножения. На девять…

Мистер Корнер посмотрел на миссис Корнер, миссис Корнер посмотрела на мистера Корнера, и на некоторое время в комнате воцарилось молчание.

— Ты… ты и в самом деле был немножко», того, — нерешительно промолвила миссис Корнер, — или только… прикидывался?

— В самом деле, — сознался мистер Корнер. — Первый раз в жизни. Если ты удовлетворена, — то и в последний.

— Прости меня, — сказала миссис Корнер, — я вела себя очень глупо. Пожалуйста, прости меня.

Чего стоит оказать любезность

— 

— Зато она соответственно и расценивается, моя милая, — возразил мистер Пенникуп, аукционист с двадцатилетним опытом, имевший полную возможность наблюдать, как относятся люди к различным проявлениям чувств.

— И слушать не хочу, Джордж, — упорствовала жена, — пускай это неприятный, сварливый старый грубиян — я не отрицаю, но, все равно, ведь человек уезжает, и мы, вероятно, никогда его больше не увидим.

— Если бы я допускал хоть малейшую возможность встретиться с ним вновь, — заметил мистер Пенникуп, — я бы завтра же распрощался с англиканской церковью и стал методистом.

— Не говори так, Джордж, — укоризненно сказала жена, — господь может услышать тебя.

— Довелись господу услышать старого Крэклторпа, он бы мне посочувствовал, — заявил мистер Пенникуп.

— Бог посылает нам испытания для нашего блага, — пояснила жена, — они учат нас терпению.

— Ты-то не церковный староста, — отпарировал мистер Пенникуп, — ты ничем не связана с этим человеком. Ты слышишь его только тогда, когда он стоит на церковной кафедре и вынужден хоть несколько себя сдерживать.

— Ты забываешь о благотворительных базарах, Джордж, не говоря уже об украшении церкви, — напомнила миссис Пенникуп.

— Благотворительные базары бывают только раз в году, — отвечал мистер Пенникуп, — и в это время твой собственный характер, как я заметил…

— Я всегда стараюсь помнить, что я христианка, — прервала его маленькая миссис Пенникуп. — Я не прикидываюсь святой, но если когда-нибудь и скажу что-либо дурное, то потом всегда пожалею, ты ведь знаешь это, Джордж.

— Именно это я и хотел сказать, — согласился с нею муж. — Да, уж если приходский священник за какие-нибудь три года добился того, что его прихожанам стал ненавистен самый вид церкви, — здесь что-то неладно.

Миссис Пенникуп, приятнейшая маленькая особа, положила на плечи мужу свои пухлые, все еще хорошенькие ручки.

— Не думай, дорогой, что я не сочувствую тебе. Ты выносил все с таким достоинством. Порой я просто сама удивляюсь, какую выдержку ты проявлял в большинстве случаев, а ведь чего только он тебе не говорил.

Мистер Пенникуп невольно принял позу, олицетворяющую торжество добродетели, наконец-то удостоенной признания.

— Что касается до нас, грешных, — заметил мистер Пенникуп смиренно-гордым тоном, — то с личными оскорблениями еще можно было бы примириться, хотя, впрочем, — прибавил церковный староста, внезапно поддаваясь человеческой слабости, — не очень-то приятно, когда в ризнице тебе во всеуслышанье, через весь стол, говорят, будто бы ты умышленно оставил себе для сбора пожертвований левую часть церкви, чтобы незаметно миновать свою собственную семью.

— Но ведь наши дети всегда держат наготове трехпенсовые монетки! — возмутилась миссис Пенникуп.

— Подобные вещи он говорит исключительно для того, чтобы доставить человеку неприятность, — продолжал церковный староста, — а то, что он делает, просто нет сил терпеть.

— Ты хочешь сказать «делал», мой милый, — смеясь, поправила маленькая женщина. — Теперь с этим уже покончено, мы скоро от него избавимся. Я думаю, дорогой, что если разобраться хорошенько, то виной всему его больная печень. Ты помнишь, Джордж, еще в самый день его приезда я обратила внимание, какое у него одутловатое лицо и пренеприятное выражение рта. Ведь больные печенью ничего не могут с собой поделать, мой милый. Надо смотреть на них как на несчастных и жалеть их.

— Я бы еще простил его выходки, если бы не видел, что они доставляют ему несомненное удовольствие, — промолвил церковный староста. — Впрочем, как ты уже сказала, дорогая, он уезжает, и единственно, о чем я мечтаю и молю бога — это никогда больше не встретить человека, подобного ему.

— Ты должен навестить его, Джордж, мы пойдем к нему вместе, — настаивала добрая маленькая миссис Пенникуп. — Как-никак, он целых три года был нашим приходским священником, и теперь так уезжать отсюда, знать, что все рады от него избавиться… бедняге должно быть очень неприятно, как бы он ни хорохорился.

— Ну, ладно, — согласился мистер Пенникуп, — только я не стану говорить ему того, чего на самом деле не чувствую.

— Вот и прекрасно, — смеясь, ответила жена, — лишь бы ты не говорил того, что чувствуешь. И что бы ни произошло, мы должны сдерживаться, — предупредила маленькая женщина. — Помни, это ведь в последний раз.

У маленькой миссис Пенникуп намерения были добрые