Осколки памяти - Наталья Ефремова

Пройдя по дорожке, выложенной из коротких широких досок, Кристина неожиданно оказалась на краю обрыва. Почти к самой его кромке, туда, где кончалась трава и обнажалась комковатая глинистая почва, подступали толстые вязы, которые сдерживали своими корнями землю от осыпания.

На одном из деревьев под усиливающимися порывами ветра болтались простенькие качели, устроенные из веревки и небольшой узкой дощечки. Поскольку присесть все равно было некуда, а ноги у нее подгибались от усталости, Кристина направилась к качелям, чуть не сломав при этом каблук: как только она шагнула с дорожки в сторону, шпилька тут же увязла в глине, и нога подвернулась.

Охнув, Кристина подвигала ступней в воздухе – вроде ничего. Потом сняла босоножки и поставила их рядом с качелями, а сама обессиленно опустилась на гладкую дощечку и принялась тихонько покачиваться, наблюдая за подъездной дорожкой к дому, чтобы юркнуть в машину к Патрику, как только он подъедет.

Ее хорошее настроение стремительно таяло, как пенные шапки на гребнях беснующихся под обрывом волн. Праздник закончился. Осталось разочарование, пустота и нарастающая головная боль. Прикрыв глаза, она уныло размышляла о сегодняшнем вечере, о словах Миранды и о своей гадкой выходке.

Почему все так странно выходит? Она говорит то, что не хочет говорить, совершает поступки, которые не собиралась совершать, словно она была уже не она, прежняя Кристина Риверс, и ее действиями руководил другой человек, циничный и холодный. На ее худенькие плечи вдруг навалилась страшная усталость, хотелось только одного: чтобы в темноте ночи поскорее блеснул свет фар, и заботливый водитель забрал ее домой.

На связные мысли, чувства, а тем более анализ поступков сил уже не осталось, и она просто покачивалась, сидя на доске и слушая приглушенные звуки холодной ночи, разбавленные отдаленной музыкой.

– Кристи, мне нужно с тобой поговорить.

От неожиданности Кристина едва не свалилась с качелей, обернувшись так резко, что веревки над ее головой перекрутились, и она на миг потеряла равновесие. Виной тому был голос Ника, раздавшийся совсем близко от нее в непроглядной темноте июньской ночи, и в немалой степени коктейли, которые шумели у нее в голове, как прибой далеко внизу, под обрывом.

– Что? – сипло переспросила она, отчасти затем, чтобы дать себе время сориентироваться в ситуации.

Во рту мгновенно пересохло, и закололо в кончиках пальцев. Она покрепче сжала руки, чтобы унять это противное ощущение и успокоить бешено рванувший пульс. Перед глазами заплясали черные пятна. Кристина отчетливо ощутила, как в кровь выбрасывается адреналин и стремительно распространяется по ее телу, угрожая затопить остатки здравого смысла и выдержки.

«Ник-чтоб-тебя-Вуд! Ты что здесь делаешь?!» – пронеслось у нее в голове.

Откуда он взялся у Ричмондов? Как он вообще узнал, где ее искать?

Господи, ведь она сама ему сказала, что едет к Рону.

Вот дура!

Она досадливо прикусила нижнюю губу и поморщилась от боли, почувствовав солоноватый привкус крови.

– Мне нужно с тобой, наконец, поговорить, – с той же интонацией повторил Ник. Его внешне спокойный голос чуть подрагивал, что выдавало крайнее волнение, и Кристина это прекрасно знала.

Она так много о нем, оказывается, знала…

Справившись с первым шоком, она выпрямилась, насколько позволяло ее неустойчивое положение на раскачивающихся от ветра качелях, и, вскинув голову, холодно и чуть развязно ответила:

– Без проблем. Говори.

А куда ей было деваться? Мимо Ника все равно не пройти, а другого пути сбежать отсюда не было. Не с обрыва же прыгать!

Ник стоял недалеко от нее, у старого вяза, опираясь на него плечом и засунув руки в карманы брюк. Как давно он был здесь и наблюдал за ней, Кристина не представляла. Ей, по большому счету, было все равно. Она подавила в себе зарождающийся беспричинный страх, а выпитое спиртное придало ей уверенности и даже какой-то отчаянной наглости.

Почему, собственно, она должна его бояться? Что он может ей сделать?

«А что можешь сделать ему ты?» – шепнул кто-то прямо ей в ухо, и она даже вздрогнула – до того осязаемым был этот голос.

– Хорошо, – Ник шагнул к ней, но Кристина остановила его резким возгласом и таким выразительным взглядом, словно перед ней было отвратительное животное.

– А вот этого не надо! Стой там! Я и так тебя прекрасно слышу. Что ты хочешь мне сообщить? Говори быстрее, мне пора уходить.

Кристина предпочла бы, чтобы этого разговора вообще не состоялось, но после их разрыва без каких-либо видимых причин и объяснений, а потом ее странной выходки на балу было бы нелепо думать, что Ник не предпримет попытки поговорить с ней еще раз. Тем более что он наверняка от кого-нибудь, например, от Миранды, узнал, что Риверсы завтра уезжают из Хиллвуда навсегда.

Мысль о «навсегда» придала Кристине уверенности. Она понадежнее устроилась на шатком сиденье качелей, даже забросила ногу на ногу и изобразила на лице крайнее нетерпение.

– Ты можешь мне, наконец, объяснить, что все это значит? – начал Ник тусклым и тихим голосом, но Кристина его услышала.

– Смотря что ты имеешь в виду, – процедила она сквозь зубы, в который раз за сегодняшний вечер чувствуя стремительно нарастающее раздражение.

Ну вот, начинается…

– Что я имею в виду? С чего бы начать? – повысил голос Ник, попав в тон ее мыслям. – Может, стоит начать с Миннеаполиса? Туда ты уехала живой, солнечной, такой… настоящей, а вернулась из этой проклятой поездки совершенно чужим человеком. Ты изменилась до неузнаваемости! И причины этого я до сих пор не знаю. Я помню тебя… совсем другой.

Он умолк, ожидая, что Кристина, может, ответит ему, но она, не моргая, смотрела куда-то сквозь него на уровне груди. Лишь тонкие брови на долю секунды дернулись вверх.

– Ты отказываешься видеться со мной, разговаривать, шарахаешься от меня в школе и вообще относишься ко мне, как к самому страшному врагу.

– Дальше.

Голос Кристины прозвучал неожиданно низко и отрывисто. Со стороны она, должно быть, напоминала восковую куклу, безупречно красивую в своем струящемся платье небесного цвета, но со злым застывшим выражением лица. Ее прищуренные глаза были устремлены куда-то далеко в одну точку и от этого казались безжизненными. От всей ее неподвижной маленькой фигуры веяло холодом и отчуждением.

Но сама она прекрасно знала, как трясло ее внутри, какие эмоции ей приходилось скрывать за маской ледяной неприязни. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы у нее не задрожали губы, а влажные ладони не соскользнули с гладкой веревки, на которой крепилось ее хлипкое сиденье.

– Дальше? – голос Ника дрогнул. – Мне неизвестно, что дальше. Честно говоря, это пока не так важно. Важно то, что уже произошло. Я не знаю, чем обидел, что совершил, находясь вдали от тебя. Ведь мы простились совсем иначе, чем встретились спустя две недели. Разве ты не помнишь? Кристи, что случилось? Я просто хочу понять.