Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс

А вдали коридора я воображаю себе девчонку-панка с кислым выражением на лице и сердцем гота, с тускло-оранжевыми волосами, такими сухими, что они даже хрустят, ее рука в перчатке держит пластмассовый нож, который она хотела бы превратить в настоящий, чтобы прорезаться через все эти дурацкие годы и вспороть себе путь в то, что следует за ними. Она с ненавистью смотрит на меня, она – раненое животное под крыльцом, она готова наброситься на любого, кто приблизится к ней. Через несколько минут она рядом, футболка, которая на ней, достаточный повод, чтобы отправить ее домой, но она собирается вернуться, попытается принести кровь на эти танцульки[8]. Когда-нибудь вместо появления в классе она собирается уничтожить слезами свою подводку для глаз, спрятавшись в кладовке музыкальной группы, и мне хочется взять ее за руку, увести ее от всего этого, сказать, что есть вещи и поважнее, гораздо важнее, а ты просто подожди, продержись – оно уже рядом, если только ты сумеешь пробиться.

– Катись на хер отсюда, Трент, – говорю я, а когда ты учитель, который сквернословит на территории школы, повторять дважды тебе не приходится.

Он убегает, но потом оборачивается и спрашивает:

– Но вы придете, да?

– Иди, – говорю я ему, показывая направление перед нами, и он спешит прочь, оборачиваясь только раз.

Всплеск адреналина, пронесшийся по моему позвоночнику, отменил по меньшей мере один из приступов пальцеверчения, которые у меня случаются по нескольку раз в день.

Зная, что этого не следует делать, я достаю еще дозу из-под пояса, растираю ее до порошкообразного состояния, запускаю в темную полость за моими глазами. Где-то здесь в конце второй части голова Памелы Вурхиз открывает глаза, как то изначально и задумывалось, и загораются все свечи, установленные Джейсоном вокруг нее.

Да. Да, да, да.

На дежурство заступает Джейд Дэниэлс.

Я секунд, может быть, двадцать стою, не входя в класс, прижавшись спиной к стене, прижимаю книги к груди, словно щит, мои губы двигаются в соответствии с формой слов – мне нужно убедиться, что я все еще могу устанавливать эту связь, что я не буду глотать звуки, ронять слюну и пытаться отмахнуться от этого смешком – чего, мол, не может случиться после встречи с двумя убийцами, от которых ты уходишь живая и на своих ногах.

Не то чтобы мои ноги не претерпели ущерба – имейте это в виду. Не все поросятки пережили заморозки. И не все мое лицо, если уж соблюдать формальности. Три пальца на правой руке даже не складываются в кулак, и на них все еще остаются следы зубов. Но, во всяком случае, они не чувствуют холода, так что жаловаться особо мне не приходится.

По крайней мере, мои челюсти все еще на месте, верно? В отличие от некоторых людей. Кое-кого из них я посещаю время от времени. На кладбище. С одним из них, с кем я пью кофе каждую неделю, мы встречаемся в обусловленный день. И очередное свидание с ней – сегодня что? суббота? – состоится сегодня, если она успеет вернуться.

Может быть, я отправлю ей эсэмэску с приглашением на срочный кофе.

Мы можем посидеть за нашим обычным столиком в «Дотс» под громадным медведем на постаменте; медведя этого давным-давно застрелили охотники за то, что он убил Дикона Сэмюэлса перед Кровавым Лагерем, который теперь называют Дикон-Пойнт.

Вот только какой-то неизвестный искатель справедливости постоянно пробирается туда по ночам, вывешивает это название ради того, чтобы утром его сбросили в озеро.

Первые знаки были из металла и просто тонули, но позднее стали делать деревянные, которые всплывали на поверхность.

Что-то я задержалась. Если Шарона и научила меня чему хорошему, так это умению чувствовать собственную ахинею: маленький защитный механизм, который я забросила, достигнув пубертатного возраста, чтобы как-то жить день за днем.

– Тебе уже далеко не семнадцать, – сочувственно говорит она мне эти очень лечебные слова.

На некоторых сессиях я даже вроде как верю ей.

По крайней мере, пока не пытаюсь удержать карандаш пальцами правой руки. Пока, нанося старую подводку для глаз, я вдруг не проникаюсь желанием продолжать и продолжать, сделать глаза еще темнее, чтобы у Харрисона были основания отправить меня домой, не продлевать мой контракт.

Мне нужно рассказать ему об одном из его предшественников, который гребет вдоль пристани в невидимом каноэ, как в лучшей из шуток. И как сын мертвого директора был выпотрошен под нашим большим неоновым озером Индиан, когда появился в последний раз.

Уточнение: в последний, после которого не бывает следующего.

«Челюсти» могут иметь кучу сиквелов, но для Пруфрока хватило и одного-единственного.

И я делаю всегда одно и то же и знаю об этом: пытаюсь залезть в этот мешок для трупов, застегнуть на нем застежку-молнию.

Я должна стать лучше.

В тюрьме, убивая время день за днем, год за годом, отбывая свой срок, я могла бы поразмышлять, поспорить сама с собой на какие угодно темы в своей камере или во дворе – печальная Джейд, Джейд-жертва.

Но таков мир. Здесь ты должен участвовать. У людей есть ожидания – их обязанности, их ответственность. Как бы то ни было, говорю я себе, ты и без того с августа занимаешься этим, разве нет? После почти девяти недель я могу просто включить автопилот и идти вдоль берега следующие пятьдесят минут.

Только мой долг перед ними больше.

Двое из их детей отсутствуют без всяких объяснений вот уже две недели – две недели и один день, если считать сегодня. В любом другом городе, когда пропадают двое подростков, когда они, вероятно, убегают вместе, их цель состоит в том, чтобы проверить, как далеко им удастся уйти.

В Пруфроке если кто-то опаздывает на десять минут, то вы вглядываетесь в тени, в окна, в двери, потому что это опоздание может означать, что все начинается сначала.

Только это невозможно. Я этого не допущу.

Несмотря на бормочущие голоса в коридоре, в фойе, в «Дотсе», несмотря на то что всем наплевать, в какой конкретно день они пропали, просто какой-то день, а какой – не имеет значения. Хетти и Пол были вынуждены отправиться на поиски Йена, младшего братишки Хетти, верно? Они получили какое-то известие от отца, который объезжал дорожку, на которой происходили все объятия-расставания, и сорвались с места так быстро, что их карандаши до сих пор стоят на их столах. Или? Или они воспользовались преимуществом паники, возникшей в конце недели, чтобы убежать в Бойс, куда они всегда