Книга судьбы - Брэд Мельцер

— Я-я только хотел…

— Ты рылся в моем столе! — взрывается первая леди. — Я видела это собственными глазами! Ты… ты… после стольких лет, проведенных вместе, ты обманул наше доверие!

— Мадам, пожалуйста…

— Замолчи, Уэс! Я знаю, что видела. Я вижу это прямо сейчас! Но это тебя не касается! — и она со злостью вырывает у меня из рук письмо Бойла.

Я отступаю на шаг, меня трясет мелкой дрожью. Сейчас не время страшиться увольнения, я боюсь, что она ударит меня. Однако она бросает мне в лицо слова «Но это тебя не касается!», и я чувствую, как в груди вспыхивает и начинает разрастаться пламя всепоглощающей ярости. К лицу приливает кровь, и я не могу более сдерживаться. Качая головой, я шепчу:

— Это неправда.

С преувеличенной любезностью первая леди ядовито интересуется:

— Прошу прощения?

Я молчу, про себя удивляясь тому, что эти слова сорвались у меня с губ.

— Что ты только что сказал? — настаивает она.

— Я сказал, что это неправда, — повторяю я, вглядываясь в ее лицо. — Я был в тот день на гоночном треке — так что это и мое дело тоже.

Первая леди, прищурившись, смотрит на меня в упор. А я разглядываю окно у нее за спиной. Подобно всем остальным окнам в доме, оно пуленепробиваемое и не открывается. Но сейчас она выглядит так, словно готова разбить его моей головой. Взмахнув рукой, в которой зажато письмо Бойла, она спрашивает:

— Кто подбил тебя на такой поступок?

— Что?

— Какой-нибудь репортер? Тебе заплатили, чтобы ты написал вот это?

— Мадам, неужели вы думаете, что я…

— Или это всего лишь дурацкая шутка, чтобы посмотреть, как я отреагирую? Впрочем, мне в голову пришла замечательная мысль, — издевательски начинает она, передразнивая невидимого собеседника. — Давайте-ка заставим доктора Мэннинг заново пережить худший день в ее жизни, а потом посмотрим, как она сломается.

— Мадам, прошу вас не шутить так…

— Или еще лучше, давайте попросим личного помощника ее мужа забраться к ней в спальню…

— Мадам…

— …выкрасть из ее письменного стола письмо…

— Доктор Мэннинг, я видел его.

— …и тогда она запаникует и начнет ломать голову, раздумывая над тем, настоящее ли оно.

— Я видел Бойла. В Малайзии. Он жив.

Она умолкает на полуслове и испуганно подносит руку ко рту. Потом начинает медленно качать головой. Нет… нет. О нет, нет.

— Это был он, мадам. Я видел его.

Она по-прежнему качает головой, но убирает руку от лица, проводит пальцами по подбородку, потом по шее. Она обхватывает себя за плечи, наклоняется вперед и сгибается пополам, словно от невыносимой боли.

— Как он мог… Как они оба могли… О боже…

Она поднимает голову, и глаза ее так быстро наполняются слезами, что она не успевает смаргивать их. Раньше я думал, что это слезы раскаяния или вины… что она может что-то скрывать. Но теперь, глядя на нее и видя, как от невыносимой муки искажается ее лицо, как она по-прежнему качает головой, явно пребывая в шоке, я понимаю, что эти слезы вызваны душевной болью.

— Доктор Мэннинг, я уверен, что это… Я знаю, это кажется вам невозможным…

— Дело не в этом… Господи! Я не так наивна, — шепчет первая леди. — Я вовсе не наивная девочка, — упорствует она. — Я знаю, что он скрывал от меня некоторые вещи… чтобы не обманывать, но у него не было другого выхода. В этом заключается работа президента.

Слушая, как она, запинаясь и часто останавливаясь, разговаривает сама с собой, я вдруг понимаю, что она говорит не о Бойле. Она говорит о муже.

— Есть тайны, которые он не может доверить никому, Уэс. Дислокация войск… возможности электронного наблюдения… эти секреты нужны нам, Уэс, — шепчет она. — Но такое… Святой боже, я же была на похоронах Рона. Я читала молитву!

— Мадам, о чем вы?..

— Я пришла к нему в дом и плакала вместе с его женой и дочерью! Я стояла на коленях, молясь за упокоение его души! — выкрикивает она, когда печаль и растерянность сменяются яростью. — А теперь я узнаю, что это было лишь притворство… жалкая попытка оправдать собственную трусость… — По лицу ее текут слезы, и она неуверенно, как слепая, делает шаг вперед. — О боже, если то, что говорит Рон… если это правда…